Если в сюртуке с эполетами — глядеть нужно в оба. А уж если в мундире, можешь в оба не глядеть — будет рвать и метать.
Я засмеялся: — А если он будет в мундире и без эполет? Так ведь тоже иногда одеваются.
Вацек задумался, а я фыркнул, да так громко, что майор Олендзский строго на меня поглядел.
— Тебе смешно, — шепнул Вацек, — а мне говорили об этом серьезно.
— Ну, а тебе-то зачем волноваться? Ты здесь свой человек. Это нашему брату нужно быть настороже.
— Что ты! Что ты! Какой же я свой! Не дай боже, что-нибудь ему не понравится… он тогда не смотрит, свой или нет…
Вацек еще раз оглядел пуговицы и смахнул с рукава воображаемую пылинку. Посмотрел на себя и я. Новенький гранатовый мундир с желтыми отворотами и горящими, словно маленькие солнца,
пуговицами сидел на мне безукоризненно.
Так мы стояли с полчаса. Внезапно все замолчали, стенные часы пробили половину восьмого, и в сени вбежал цесаревич в мундире и без эполет! Плотный, с небольшой лысиной, с грязно-пепельными волосами,
нависшими на лоб, одутловатый и курносый. Ну ни на грош в нем не было изящества, ни капельки грации!
— Благодарю, господа, за маневры. Не ожидал, что-бы русские так хорошо учились, — обратился он к российским артиллеристам.
Артиллеристы почтительно наклонили головы.
«Неужели не обиделись?! — подумал я. — Что же, выходит, он считает свой народ дураком?»
Это открытие так удивило меня, что я не слышал, о чем говорил цесаревич с генералами, и приготовился к рапорту, только когда майор Олендзский отчеканивал доклад о прибытии выпускников.
Цесаревич стоял перед Олендзским, заложив правую руку за пазуху и вытянув левую, сжатую в кулак. Граф Курута, следовавший за ним по пятам, встал рядом. Его нижняя губа была противно оттопырена.
Выслушав Олендзского и скользнув глазами по Высоцкому, вытянувшемуся в струнку, цесаревич подошел к первому выпускнику. Наконец дошла очередь и до меня.
— Ваша высокость! — сказал я. — Представляется Михал Бартоломеус Наленч по поводу производства в подофицеры шестого линейного полка!
Константин оглядел меня с головы до ног.
— Где твои усы, подофицер?
«Черт знает, что отвечать в таком случае?» — подумал я.
— Растут, ваша высокость!
Напряженно я ожидал еще какого-нибудь выверта. Не может быть, чтобы он не запомнил меня после того случая…
— Наленч… Это один из древних польских родов?
— Так есть, ваша высокость!
— Вспоминаю, — продолжал цесаревич, не спуская с меня глаз. — Наленчи были рыцарями, которые не боялись даже своих королей.
«Началось! — с тоской подумал я. — Неужели сейчас рухнет мое будущее? Ведь я не стерплю, если он меня оскорбит!»