— Что вы, пани! Чувствую себя отлично. — Я насильно улыбнулся. — Только… сказать по правде, хочется спать…
От ужина я отказался. Какая могла быть еда после всего пережитого? Под предлогом того, что нужно быть начеку, я улегся на диване в салоне не раздеваясь. Уснуть, конечно, не мог. Шум на улице не прекращался. Дверь на балкон жалобно дребезжала, и стекла казались красными от зарева. Я встал и подошел к окну. Кое-где горели фонари. В их тусклом свете промчалась группа всадников с криком «До брони!» Слышались отдаленные выстрелы. Я не мог даже думать. Прижался лбом к оконному стеклу и замер.
Легкие руки легли вдруг мне на плечи. Я узнал бы их среди тысяч — руки моей Ядвиги.
— Что с тобой, Михал?
Я обернулся, обнял ее.
— Ничего… Почему сама не спишь?
— Не могу. Что с тобой? Друг должен знать все… И плохое!
— Со мной ничего, а в Варшаве — сама знаешь…
— Почему ты опоздал? Ты всегда был таким точным. И о Высоцком не рассказал ни слова.
— Когда же я мог? Видел его, но поговорить не пришлось. И вообще теперь мне все равно, что он думает… Иди же спать…
— Сейчас… — Нотка обиды звучала в голосе Ядвиги.
Вместо того чтобы уйти, она зажгла лампу, поднесла ко мне и пристально посмотрела в глаза. Я улыбнулся.
— То не улыбка, Михал, — гримаса. Глаза твои не умеют лгать. Разве можно забыть, какой ты пришел в театр… Что ж!..
Низко опустив голову, Ядвига пошла к двери.
Я бросился за ней, вернул, усадил на диван и попросил прощенья.
— Да, я солгал! Случилось! Случилось такое, что я потерял сам себя. Не знаю, где правда! Думал, что я обязан молчать из-за любви и дружбы.
Зачем умножать число страдающих, а особенно близких сердцу!
Я рассказал ей все до последней мелочи, словно был на исповеди. Ядвига тихо гладила мою голову.
_ Люди соединяют жизнь не для одних радостей. Никогда ничего не скрывай от меня…
Дверь распахнулась, и пани Скавроньская встала на пороге:
— Дети! Что это значит?! Почему вы не спите?
— Мамуся, ты ведь сама не спишь, — сказала Ядвига.
— Ну, это другое дело. Разве я могу спать в такую страшную ночь. Что только не вспомнишь, о чем не передумаешь!
— Иди сюда к нам! — позвала Ядвига.
Пани Скавроньская села, и мы молча смотрели на зарево. Снова послышались выстрелы.
— Ведь вот стреляют и стреляют, — сказала пани Скавроньская. — Не в воздух же… Значит, в эти минуты кто-то расстается с жизнью. Если бы люди знали в точности, что им делать, как жить, чтобы везде на земле была справедливость, о какой мечтали и муж, и Владислав. Но ведь люди не знают! Там, где родится доброе, тотчас появляется и злое… По соседству со светлым разумом непременно нужно искать самую пошлую глупость… И каждый уверен, что именно он добр и разумен. Где справедливость? Люди отягощены заблуждениями и подчас не сразу поймешь, на чьей стороне правда…