Или вы забыли казнь декабристов и суд над Кшижановским? Сколько несчастных патриотов! Сколько вдов и сирот!
Пан Гжегож! Да не расстраивайтесь так прежде времени. Скажите лучше, каким образом цесаревич остался в живых?
— Вышла ошибка. Жандр выбежал во двор за помощью. Ты знаешь его? Он очень похож на цесаревича… Несчастного закололи штыками, приняв за Константина.
А какой-то безумец на Мокотовом поле выскочил с ружьем и стрелял в цесаревича, но ружье дало три осечки. Что значит не судьба! Потом он бежал. Ты про это слышал?
— Это был я, пан Хлопицкий.
— Ты?! — Хлопицкий вскочил. — Может быть, ты тоже стрелял в Трембицкого? Топтал Потоцкого?
— Нет, я стрелял в цесаревича и… организовал взлом кармелитской тюрьмы…
Хлопицкий сел.
— Безумец! Кто-нибудь тебя видел?
— Конечно. Цесаревич закричал: «Схватить негодяя Наленча!» Да и около тюрьмы меня наверняка заприметили. Эх, не все ли равно! Важно, что мы всех выпустили!
— И пана Лукасиньского? — У Хлопицкого загорелись глаза.
— Увы, его там не оказалось…
— Ах, как жаль, как жаль! Вот за тюрьму я тебя хвалю. Но что же ты будешь делать, если цесаревич вернется? Он еще может вернуться… Вот что: скорее в полк! Чтобы ни одна душа тебя в Варшаве не видела! И в случае чего… прямо оттуда беги в Галицию…
Мы заговорились с Хлопицким далеко за полночь. Он оставил меня ночевать, а на рассвете сам разбудил.
— Карета готова. Поезжай скорей, хлопец. И ради пана бога и всех святых не болтай ни в полку и нигде, что ты натворил! Ты мало знаешь людей. Если, не дай пан бог, Константин возвратится, ты будешь один во всем виноват, помяни мое слово! Уверяю тебя, это очень легко сказать, что ты и Жандра…
Я махнул рукой:
— А ведь это все равно, пан Гжегож!
Он перекрестил меня, и я сел в карету.
Только на пятые сутки после моего прибытия в полк поступил приказ из Варшавы. Именем императора Николая нас вызывали в столицу для переформирования. И приказ этот был подписан военным диктатором… Гжегожем Хлопицким!
Я был поражен! А все вокруг радовались. Хлопицкого любили.
Молодежь, в том числе и я, выражала громкий восторг по поводу избавления Польши от Константина.
— Рано пташечки запели, как бы шпики вас не съели, — сказал один старый ротмистр. — Думаете, с ухо-
дом цесаревича наши счеты с Россией кончились? Это еще самое начало. Не воображайте, что нас вызвали для простого переформирования. Быть, видно, войне. А война полякам нынче особо невыгодна. И зима, и неурожай… Эх! Джултодзюбы!
Но нам было море по колено. Бодрым маршем отправились мы в Варшаву и всю дорогу распевали революционные песни. На половине пути узнали: Константин ушел с территории Польши.