Следующей ночью она снова пришла к Мирону и была обрадована тем, что он ждал ее – дверь снова оказалась незапертой.
На этот раз Инна сама закрыла ее, прежде чем бросилась в его объятия.
И снова до самого утра сплетались их тела в ненасытной жажде наслаждения.
А через несколько дней Мирон попросил ее вечером выйти в сад. Заинтригованная девушка согласилась.
Мирон повел ее по едва заметной от разросшейся травы дорожке куда-то в глубину сада.
Травы цеплялись за подол ее платья, словно не хотели пускать.
Надо сказать, что буйный рост травы объяснялся вовсе не нерадивостью садовника – тот следовал настоятельной просьбе хозяина.
Миллиардер провел свое детство у бабушки в деревне, а трава там и на лугу, и в лесу росла так, как ей заблагорассудится.
Как ни странно, Валентину Гавриловичу эта природная дикость нравилась так же сильно, как маленькому Вале, который любил скрываться в травах, лежать там подолгу и мечтать о невозможном…
И что тут можно сказать, кроме банального – мечты сбываются?
К удивлению Инны, они оказались на лужайке, где не было ничего особенного – все та же трава и куст шиповника, роняющий нежно пахнущие лепестки.
Она уже хотела спросить его, зачем он ее сюда привел, как оказалась опрокинутой на траву. Мирон набросился на нее с пылом дикого зверя. Девушка испуганно закрыла глаза и не шевелилась, несмотря на то что лежать на сырой траве было неудобно.
Сначала он покрывал ее жгучими поцелуями и мял до боли тело, бормоча при этом что-то неразборчивое.
Инне показалось, что она пару раз услышала имя Женя, а потом «ведьма, ведьма проклятая».
Мирон начал вытворять с ней нечто совершенно невообразимое. Несколько раз она попыталась вырваться из его цепких рук, но это ей не удалось, его безумства лишь приняли еще более вычурный характер. Инна смирилась и просто терпела. Под конец, когда с Мирона не просто лился пот, а уже, кажется, падали хлопья пены, как со взмыленного жеребца, он упал рядом с ней в траву и выдохнул:
– Измучила ты меня, всю душу мою выжгла дотла…
Он умолк, и Инне показалось, что Мирон потерял сознание, но на самом деле он просто уснул, обессилев. Она прислушалась к его ровному дыханию и решила уйти в дом.
Натянув разорванное платье на истерзанное тело, покрытое липким потом любовника, она поспешила к себе.
Стараясь не разбудить мать, девушка вошла в душ и долго и тщательно намыливалась душистым мылом, а потом стояла под тугими струями и наслаждалась их обжигающим прикосновением.
Она не знала, выходил ли к завтраку Мирон и в каком он был состоянии.
Сама она вышла из своей комнаты только к вечеру.