Уже вторая бутылка водки за короткую, но пламенную речь, подходила к концу. Беленькой больше не было. Немного поразмыслив, Сан Саныч решил заканчивать и с лекцией.
– Короче, Саша, я много говорить могу, но я что хочу сказать – я из интеллигентов буду, тех, которых в СССР ненавидели, хотя за счёт нас – учёных, музыкантов, писателей – выезжали везде, нами хвастались перед Западом. Я хоть и совок, но я всё понимаю, поэтому так тебе и говорю, имею право. Я все понимаю, как и все из наших, прошедших унижения и тюрьмы, но отдавших себя стране! И все мои друзья, все видят, что со страной делается и почему так делается. Я тебе говорю, Саша, никогда эти красные начальники не уступят вам, молодым, они вцепились в своё как мухи в говно, суки, и не слетят с кучи, пока не сдохнут. А им ведь и правда терять нечего уже, они так и так в говне сдохнут. Или их в этом говне прихлопнут! Все, Саша, я молчу, – Сан Саныч хитро улыбнулся, будто только что открыл государственную тайну, но на этом, конечно, не остановился. Трудно остановить стариков, когда задеваешь их за живое.
– Так это я к чему? К тому, что RASSOLNIKI эти, про которых ты пишешь, по-своему молодцы, но пока только сами в говне мажутся, хотя шпану – эту пацанву дворовую, они правильно мутузят, больше всё равно не кому.
Шило совсем не ожидал, что русло столько высокой (ему, впрочем, непонятной) беседы вдруг так резко повернет в сторону дворовых пацанов. Он, бедняга, даже икнул от такого интеллектуального скачка.
– Попей морсика, Стас, – заботливо предложила ему Алевтина Петровна. И тут же с упреками обрушилась на мужа, – что ты, старый, наговорил глупостей, молодым это вот надо слушать? Интеллигент сраный, эх ты, давно ли стал так себя называть, интеллигент, ещё лет десять назад не ты ли орал, что я не интеллигент, а советский учёный!? Не тебе судить своих же. Грех это. Мы своё дело сделали, мы, по крайней мере, вон какие танки, какие пушки придумывали с тобой, всё полезное дело! А до остальных – это не наше. Нас всех рассудят, и без нас рассудят. Ты не переживай даже.
Алевтина Петровна так кротко и так трогательно это говорила своим тихим и, кстати, тоже красивым голосом, что Александру захотелось расплакаться. Или хотя бы перекрестить её. Господи, что за женщины эти русские? Всё всем простят! Даже Дьявола к черту не пошлют и чёрта к дьяволу запретят другим посылать! Есть в этом что-то настоящее, русское, непонятное никому другому… Да и самим русским понятное лишь на метафизическом уровне. Но ведь именно на этом уровне душа и Бог. Русская женщина, вообще, наверное, ближе всего к богу. Думая о женщине и Боге, Саша глазами поискал в комнате иконы. Не было икон.