Пол одну за другой снял картины с мольбертов. На обратной стороне холстов стояли подписи художницы Варвары Степановой и даты, когда картины написаны. Абстракция — 1920 год, пейзаж — 1939 год. На последней картине приклеена половинка бумажной страницы, на ней большая печать художественного ателье, фамилия Иванов, — видимо, какой-то чиновник от культуры, — и его подпись жирным красным карандашом. Пол уже видел фотографии этих картин, но одно дело фотографии, а другое дело подлинники.
Галина Шубина по его просьбе дважды была здесь, смотрела картины, первый раз пришла одна, сделала фотографии, другой раз приводила искусствоведа, специалиста по русской живописи начала двадцатого века, — тот вынес свой вердикт: картины подлинные, весьма редкие, лакомый кусочек для коллекционера, — это бесспорно. И цена более чем скромная, Роза Михайловна просила всего четыреста долларов за два полотна. Если поторговаться, отдаст за три сотни. Может быть, и за две отдаст. Он переминался с ноги на ногу и не мог решить, нужны ему эти картины или нет. Степанова — известное имя в художественном мире, но покупать то, к чему душа не лежала, только из-за имени живописца, — Пол не привык.
— Вы не сомневайтесь, эти картины мужу подарила сама Степанова, — сказала хозяйка. — Мой муж был дружен с ней до самой ее смерти. Варвара умерла в Москве в пятьдесят восьмом году, на два года пережила своего супруга художника Родченко. Одно время муж даже называл себя учеником Родченко и Степановой. Семен тоже увлекался авангардом одно время, но… Но все эти художественные эксперименты с цветом и формой коммунистическая партия не поощряла. Абстракция — это ругательное слово. Открыта была только одна дорога — социалистический реализм. Семен писал заводы, фабрики, строителей новой жизни, делегатов, депутатов… У него было несколько персональных выставок. Но все это в прошлом.
Большая по московским меркам комната производила странное впечатление. Книжные полки и два шкафа, были почти пустыми. Из мебели — только эти полки, шкафы, пара стульев и продавленное кресло в углу возле батареи отопления. Вместо люстры с потолка свешивалась пыльная лампочка, похожая на стеклянную грушу. Отсюда было слышно, как в дальней комнате на своем диване кашлял художник, это был сухой надрывный кашель.
— Я бы не стала ничего продавать, но другого выхода нет, — сказала женщина. — Это ведь не картины, а кусочки нашей жизни. Мы очень нуждаемся. Когда мой муж подал документы на иммиграцию в Израиль, у нас пошла черная полоса. Меня уволили с работы. У меня было хорошее место в одном министерстве. Семена исключили из Союза художников, у него отобрали студию, ему не дают работать… Да он сам уже ничего не хочет. Мы ждем выездной визы два с половиной года. Истратили все деньги. И сколько еще продлится эта мучение — никто не знает. Все друзья отвернулись от нас. Даже деньги занять не у кого. Господи, когда же это закончится?