Господи, вот что оказывается главное… Отец безнадежен, и разговоры по душам не имеют смысла. Каким образом он прошел войну, трудные и голодные послевоенные годы, каторжный труд за сущие гроши, почти за спасибо, и сохранил веру в трухлявые коммунистические догмы. Он что, не видит или не хочет видеть, что происходит вокруг него? Интересно, как бы поступил он, узнай долю правды о своем единственном сыне, мелкую крупицу правды? Не поверил. А если бы поверил, если бы пришлось поверить? Он бы просто умер от горя. Сын — изменник родины. Сын предал то, чему всю жизнь служил отец, за что воевал. Перенести такое — тяжелее, чем пережить смерть любимой жены. Ружья или пистолета у него нет. Наверное, он вобьет гвоздь в притолоку и повесится на единственном галстуке, в котором ходит на партийные собрания.
— Ты как-то вспоминал войну и удивлялся. Фашисты, воевавшие за две с половиной тысячи километров от Германии, ели три раза в день горячую пищу. Даже бордели у них были за линией фронта. И оружие, и боеприпасы. А русский солдат на своей земле подбирал с земли лежалую падаль. Ты сам под Харьковом ел дохлых лошадей с червями. Саперной лопатой рубил эту падаль и ел. А теперь, на старости лет, Сталина вспомнил. И сколько русских солдат без толку погибло в той харьковской мясорубке? До сих пор историки сосчитать не могут, — потому что астрономия.
— Сталин о многом не знал. Ему не рассказывали, боялись рассказать, что на обед у солдата. Не знал он этого… В этих моих дневниках та мысль, ну, чтобы вернули городу имя Сталина. Поэтому я бы очень тебя попросил как-то похлопотать, чтобы какие-то отрывки были в газете опубликованы или еще где… Это очень важно. Ты вроде говорил, в какой-то газете у тебя хороший друг работает? Ну, так, может быть, можно что-нибудь пристроить?
— Значит, ты за этим просил меня приехать?
Федор Павлович налил рюмки под ободок.
— На тебя посмотреть хотел. Поэтому и просил.
— Хорошо, — вздохнул Борис, спорить с отцом не имело смысла. — Покажу дневник приятелю. Он работает в журнале "Молодой коммунист". К годовщине победы над Германией им всегда что-нибудь такое нужно. Воспоминания, мемуары…
— Ты уж похлопочи. А теперь давай за покойницу, тетю Катю. Земля ей пухом. Жаль не смог на похороны приехать, болел.
— Знаю, знаю. Что ты оправдываешься…
Посидели еще часок, Борис засобирался: путь неблизкий, а завтра на работу. Отец пошел провожать до остановки, долго ждали автобуса. Небо опустилось и нахмурилось, со стороны пустоши подул ветер. Борис уговаривал отца идти домой, но тот не уходил. Когда оба совсем продрогли и решили ловить попутную машину, автобус все-таки пришел. Борис втиснулся на заднюю площадку и через стекло видел, как отец стоит на обочине и машет ему вслед рукой. Стало жалко отца, жалко до слез. И вспомнил его слова: "Спасибо, сынок, что чай привез. Хороший этот индийский чай".