Сезар поднёс руку к бедру и танец начался.
В чёрных глазах, обращённых к ней, Гаитэ видела отражение мерцающих свечей.
— Сестра рассказала о том, что сегодня вы встречались с Торном. Сами ходили в его спальню. Это правда?
— Какой смысл вашей сестре лгать?
Он так крепко обвил рукой её талию, что китовые пластины корсажа впились Гаитэ в рёбра. Их лица разделяло всего каких-то жалких несколько дюймов.
— Зачем вы пошли к нему?
— Я должна перед вами отчитываться?
Сезар вёл в танце, при чём делал это в довольно жёсткой, даже агрессивной, манере. Также же он танцевал и на подмостках.
— Почему вы не глядите мне в лицо, когда разговариваете со мной? Вам неприятен мой вид?
— Ещё не решила.
Следуя рисунку танца Гаитэ выдернула пальцы из его руки, резко отворачиваясь и переходя к другому партнёру.
Но передышка была временной, скоро все вернулись к исходной позиции.
— Вы знаете, что в этом зале, где собралось столько прославленных красавиц, нет женщины желанней вас?
Голос у Сезара был бархатным, как дорогой чехол для ножен. Гаитэ подозревала, что в нём запрятан стальной кинжал. Скорее всего, отравленный.
— До сих пор мне не приходило в голову ни с кем соперничать, — пожала она плечами.
— Жаль. Уверяю вас, это одно из лучших удовольствий в жизни.
— Только при условии, что побеждаешь именно ты.
Его улыбка сделалась шире.
— Ведя жизнь скромной отшельницы в затерянных среди гор руинах, могла ли ты подумать, что мужчины станут драться за твою улыбку?
Взгляд Сезара прожигал насквозь. Умный, циничный и неожиданно страстный. Гаитэ хотелось вырваться, высвободиться, выскользнуть из опытных, жарких объятий, затягивающих её в бездну, как зыбучие пески.
Вырваться и умчаться. Неважно куда — лишь бы подальше. Тошно и противно чувствовать себя загнанной дичью; чем-то, вроде блюда, ценного своей особенной питательностью.
— Нет, милорд. Девушки без приданого редко питают надежду на то, что в их честь мужчины примутся ломать копья и луки. Без блеска золота любые глаза всего лишь глаза, а красивых глаз, как известно, много. Гораздо больше, чем сундуков с золотом. Ну а тех, кого можно увести прямо из-под носа ненавистного брата, потешив своё самолюбие, и вовсе наперечёт.
— Вы не допускаете мысли, что я могу желать вас ради вас самой?
В чёрных, подведённых краской, глазах Гаитэ прочитала опустошительное, алчущее вожделение. Оно было таким огромным, что грозило поглотить.
— Верите вы мне или нет, но я желаю вас, — заявил Сезар. — Желаю так страстно, как умею. И вы будете моей, рано или поздно, клянусь!
— Вы сумасшедший? — вопрос не был риторическим. Гаитэ и правду казалось, что с Сезаром не всё в порядке. — Или слишком много выпили за вечер?