Месяца через два у того же командования возникла идея прорыва блокады. В часть приехал офицер, приказал построиться. Горстка из числа оставшихся в живых сумела встать. Офицер приказал сделать 5 шагов вперед. Мой дед (он же был казак, железный, как и его отец) сумел. Те, кто сумел (сколько их было — 5, 10?), были «годны» для того, чтобы идти в прорыв. Кто прошел 4 шага или меньше — нет. Последних оставили подыхать, первых — забрали в расположение другого спецподразделения, подкормить и подготовить. Там кормили. Как? Не знаю. Вот еще одна история: «Перед наступлением приехал в часть генерал, лощеный, толстый, на лошадях, с ординарцами. Ушел в блиндаж, лошадям повесили на морды мешки с овсом. Нас несколько человек. Пока ординарцы отошли покурить и отлить, мы бросились к лошадям и отсыпали в шапки и карманы овса сколько успели. Несколько дней жевали его». Овес у лошадей. Несколько дней жевали. Потомок гвардейских полковников.
Потом их бросили на минные поля — разминировать собой. Не до саперов было, просто послать батальоны вперед на минное поле, а сзади поставить заградотряд было быстрее и надежнее. Потом была попытка прорыва, отступление, бегство. Деда ранило сильно (шрам остался на всю жизнь). Идти не мог. Приказ по части — раненых не выносить. Конец. Попросил положить его у дороги (не в траншее же казаку помирать), кто-то подложил ему под голову рваный танкистский шлем, ушли. Часа через два по дороге отступала танковая рота. Мимо трупов, раненых — не до них. Но у танкистов закон — своих не бросать. Солдата в танкистском шлеме, без сознания, затащили в танк и довезли до полевого госпиталя. Остальных (сколько их было?) оставили умирать. Моему деду 19 лет еще не было.
Пока снова встал в строй, война уже ушла на запад. Воевали более организованно и даже кормили солдат регулярно. А дед вину своего рождения почти уже искупил — получил полуторку, стал возить на ней боеприпасы. Но война есть война — все равно организация хромает. Уехал он (дело уже у Одера, и война идет к концу) за снарядами, возвращается обратно в часть, въезжает в деревню — а его встречают немцы. Часть отступила, мобильных тогда не было, его не предупредили. Я, когда об этой ситуации применительно к себе думал, надеялся, что у меня хватило бы смелости не сдаться, а протаранить ближайший танк или орудие. Потому что ума и твердости у меня явно не хватило бы. А у него — хватило. Пока немцы думали, что делать, он рванул улицами, развернулся и выскочил из деревни. Конечно, за ним гнались — на мотоциклах, на машине. «Я от них не отрывался, держался сразу перед. У меня же снаряды, они это видели, стрелять боялись». Не стали стрелять — себя пожалели, европейцы. Так и доехали до зоны, простреливаемой артиллерией, там немцы отстали.