Умом понятны законы жанра, и на практике можно переступить, важно дальше — выжечь из памяти, заиграть, решить полюбовно. Но есть люди, ничего не могущие поделать с просыпающимся внутри тоненьким голоском.
Бесков рассмотрел, вывел в люди, расставил партнеров. Позволял на поле больше, чем другим, держал джокером в непрекращавшемся споре с "Динамо" самого Лобановского, где каждый из двух великих считал свою модель игрой будущего. И, что интересно, в разной временной перспективе оба были правы: вслед за всепобеждающим агрессивным атлетизмом вдруг появилась играющая сборная Испании, пятилетку перекатывавшая мяч так, что не могли отобрать. Невозможный для многих Бесков с пониманием относился к Фединой учебе в техническом вузе и однажды отпустил на экзамен в день игры с киевским "Динамо".
Мог ли забыть все это впечатлительный Федор, поехавший через какое-то время с ребятами к Константину Ивановичу домой объясняться?
Успокоился он лишь тогда, когда уже после окончания карьеры шел пешочком на стадион и был окликнут из машины бывшим главным: "Федор, как дела? Садись, подвезу...".
Часть 5. Лети, лепесток.
В неблизком уже девяносто третьем году брал интервью у Константина Бескова. Пять лет без “Спартака” сделали мэтра доступнее, и мы несколько часов гуляли по саду “Эрмитаж”. Фраза “Я не верю в тренеров-вратарей”, отпущенная на известие, что с минским “Динамо” работает Михаил Вергеенко, на какое-то время стала у нас хитом.
В той беседе проскользнула деталь, обнародовать которую я не решился — по поводу Федора Черенкова. Бесков сказал, что психическая болезнь никак не связана с перегрузками и носит наследственный характер: рано или поздно все равно бы произошло. Помню, сильно удивило безразличие тона, каким это было произнесено, нарочитое или почудившееся. Я многого тогда не знал, а если бы знал, ломал бы голову, обида в тренере говорила или желание оправдаться.
Переломный во всех смыслах момент в их работе случился в 1984 году в противостоянии с “Андерлехтом”. В первом матче (2:4) Бесков поставил Федора на фланг против лидера бельгийцев Франка Веркотерена. Тот при высоком техническом оснащении превосходил Черенкова в “физике”. Мощный, харизматичный, он прилично Федора “повозил”.
Вспоминает Александр Бубнов: “Сидим в раздевалке. Федя голову полотенцем накрыл, переживает. Я рядом. Появляется Бесков... Подходит к Феде и говорит: “Федя, вот ты — лучший футболист страны. И Веркотерен — лучший футболист страны. Но вы сыграли друг против друга, и выяснилось, кто на самом деле лучший”. И тут Бесков не нашел ничего умнее, чем предложить Феде пойти взять у Веркотерена автограф. А Федя с ужасом все это слушает, как будто он — главный виновник поражения... Если бы Бесков подобное предложил сделать Гаврилову, тот нашел бы что ответить. Или Дасаеву... Но Федя, как всегда, ничего не сказал, так и остался сидеть с полотенцем на голове”.