— И куда?
— В ад.
— Куда? — Томас чуть не поперхнулся.
— Туда, — вздохнул Иван. — Какая разница, вверху ты или внизу, если конечная остановка известна?
— И все аретмоны попадут в ад? — усмехнулся Томас.
— Все.
— И если я, допустим, артемон, то мой удел — ад?
— Да!
— Сударь, вы безжалостный человек.
— Почему?
— Вы обо мне не очень-то хорошего мнения. — Томас ухмыльнулся. — Думаю, за полчаса нельзя человека узнать, чтобы получить право судить так строго. Я вам говорю, что имею цель, к ней стремлюсь. Но не собираюсь делиться, что это за альфа и омега, хорошая ли она или плохая. А вы так, ррраз! — Томас поставил скамейку на воображаемый ручной тормоз, — и меня в Кур отправляете. Это поверхностно, несерьезно.
— Не обижайтесь, — грустно улыбнулся Иван. -Мне хорошо с вами. Вы мне глубоко симпатичны. Я не имею ни малейшего желания вас обидеть. Но! Для начала с вашим, заметьте, не утверждением, а предположением, что нельзя судить человека по истечении тридцати минут, не соглашусь. Я не хочу спорить, просто прошу вспомнить, сколько раз в своей жизни, вы после первых пяти минут общения давали человеку оценку? Вот этот — идиот, тот — скупец, а третий — пройдоха. Бывало?
— Бывало.
— Мы говорим о пяти минутах! А за полчаса можно человека узнать, осудить, выкинуть и забыть о нем.
Томас помолчал.
— Вы знаете, — сказал он тихо. — Когда других касается, это легко, но если применить к себе... В этом что-то есть.
— Конечно! Давайте выпьем!
— Давайте.
Посмотрев на полную рюмку Ивана, Томас поставил почти пустую бутылку на лавочку. Посмотрев по сторонам, заметил проезжавшего на велосипеде мальчишку лет тринадцати.
— Эй, помазок, можно на секунду?
Велосипедист, лихо развернувшись, подъехал к скамейке.
— Дружище, — Тихоня достал из бумажника несколько купюр. — Не в службу, а за деньги, привези нам, пожалуйста, во-о-он из того магазина ещё одну бутылочку, во-о-о-от такого коньяку. Сдачу оставь себе. Хорошо?
Парень кивнул, взял бумажки и понесся дальше.
Томас посмотрел мальчишке вслед и с горечью сказал:
— Не пойду я сегодня ни к каким токарям-слесарям. Что я на Машзаводе не видел? Ну, сидит такая из себя девчушечка, то с пламенным взором, то негой тронутая. Ямбы да хореи. Оно мне надо? Оно мне всё это надо?!
Тихоня повернулся к Ивану и замер, как будто увидел его только что.
— На чем мы?
— Мы говорили о теории относительности. Время, грех, право судить и всё прочее.
— А вы думаете, что мы не имеем права судить? Я что, по вашему мнению, не имею права судить вот этих, — Томас неровно обвел руками вокруг, — людишек?