Она качает головой.
– Тогда почему ты пошла с ним на Малый пляж? Да еще и тайно?
– Мы просто хотели кое-что попробовать.
– В воде?
Ее жесты вдруг становятся огромными.
– А как же твои раны?
И тут меня охватывает ярость. Неистовая. Она застилает мне глаза. Когда я отвечаю, мои руки двигаются с такой силой, будто я рублю ими дрова.
– Раны? Это не раны!
Тетя Милдред останавливается как вкопанная.
– Что? Что ты такое говоришь?
Мы стоим посреди лестницы, ведущей в школьный двор. Отсюда открывается вид на половину Сихэвэна. Если нас увидит кто-нибудь, понимающий язык жестов, он узнает, о чем мы говорим. Но, во-первых, таких людей в городе практически нет, во-вторых, я вообще не думаю о такой возможности и отвечаю:
– Это жабры! У меня жабры, как у рыбы! Вы с мамой всю жизнь обманывали меня. Я генетический эксперимент!
После этого я разворачиваюсь и ухожу обратно в класс, оставив ее стоять на лестнице. Она как-то нашла дорогу сюда, значит, и выбраться сможет.
Математика еще не закончилась. Я молча возвращаюсь на свое место. Мне плевать, заметно ли, что меня просто разрывает от ярости.
Никто ничего не говорит. Тем лучше.
Когда я после обеда возвращаюсь домой, я понятия не имею, что меня там ожидает. Тетя Милдред вся в слезах? А может, уже и вещи пакует?
На деле же, когда я прихожу, она готовит. Она выглядит подавленной, но встречает меня осторожной улыбкой. И она приготовила рыбу в панировке! Я в шоке. Тетя Милдред никогда не готовит рыбу. Панированную рыбу я всегда ем, когда на мой день рождения мы идем в «Маяк», маленький ресторанчик над портом. То, что сегодня у нас на обед рыба, – это явно жест примирения.
– То, что ты сказала сегодня утром… – начинает тетя Милдред, когда мы сидим с ней за столом. – Это правда?
Пока пробую первый кусочек, я думаю. А что вообще правда? Правда то, что у тети Милдред рыба получается лучше, чем у повара «Маяка», хотя сама она рыбу терпеть не может.
– Я могу дышать под водой, – объясняю ей, потому что это проверено мной самой. А значит, я знаю, что это правда. – Когда отверстия у меня на груди не заклеены, я могу нырнуть и оставаться там, под водой, столько, сколько захочу.
Тетя Милдред потрясенно смотрит на меня.
– Я этого не знала, – говорит она растерянно. – Я… Так, значит, это не раны?
– Нет, – говорю я. – Это жабры. Как я и сказала.
– Правда?
Я встаю, задираю рубашку и раздвигаю пальцами края нижней правой жабры. Она еле заставляет себя взглянуть.
– Да-да, – бормочет она. – Хорошо. Раз ты так считаешь. Хватит.
Я снова сажусь и киваю на ее тарелку, до которой она пока не дотрагивалась.