медленно пронзают плоть моего противника, и я хотел наблюдать, как жизнь покидает его
глаза. Я хотел нести смерть; я хотел вырвать чью-то чертову душу.
Я уже не мог сдерживать своего внутреннего монстра. Шесть месяцев... шесть
месяцев я держался вдали от этой клетки, но каждый мой инстинкт просил меня
вернуться. Туда, где я должен быть, где должен продолжить сражаться. Мои ночные
кошмары становились все хуже... все больше воспоминаний о моих убийствах
прояснялись... вина и чертовски тяжелая битва за попытки приспособиться к этому
забытому богом миру. Миру, в котором становилось все труднее и труднее.
Дерьмо! Становилось чертовки сложнее дышать!
Я подался вперед, запуская свои руки в волосы, борясь с мыслями и порывами в
голове. Я хотел принять демонов внутри, но в то же время я чертовски сильно хотел
покинуть эту дерьмовую дыру боевого ринга и не чувствовать приближающегося
ощущения смерти, наполняющего воздух. Я хотел убраться подальше от клетки. От той, где я убил более шести сотен человек. От клетки, где я убил своего единственного друга.
Я поморщился, когда лицо 362 всплыло в моей голове: его улыбка, когда он
встретил меня в ГУЛАГе в детстве, как учил меня выживать, и его лицо, когда я покончил
с ним, украв у него шанс отомстить тем, кто обрек его на жизнь гребаного монстра.
Я не видел ничего, кроме красной пелены на глазах, когда опустился на него сверху
и вонзил в его шею острые шипы моего кастета. Я чувствовал только ярость, когда мой
второй кулак ударил его висок. Я не чувствовал ничего, кроме решимости зарезать
Дурова, тогда я поднял оба кулака и, направив их прямо вниз, вонзил их в грудь 362, чье
умирающее дыхание пронзило мои уши, вырвав меня из моего гнева.
Я убил его. Я наблюдал, как его темные глаза застыли от холода смерти. Я
наблюдал, как цвет жизни сходил с его лица, и я слышал последний удар его сердца, пока
не осталось ничего, кроме оглушительного крика молчания.
— Месть… — произнес 362, захлебываясь кровью, заполняющей его горло.
Я, бл*дь, пообещал ему отомстить тем, кто приговорил его к камере ГУЛАГа; тем, которых я до сих пор не нашел; тем, которых я до сих пор хладнокровно не убил.
Я не смог исполнить последнюю волю 362, моего единственного друга. И я, черт
побери, не могу жить с этим.
Резкий толчок стула вырвал меня из воспоминаний, мое сердце забилось слишком
быстро, и пронзительный крик донесся до моих ушей. В ту же секунду мои глаза