– Марту вы, похоже, не одобряете.
Пусть Рома рассказывает дальше, пусть. Мне по-прежнему не хватает ясности.
Рома поджимает губы:
– К Марте прилагался немалый багаж. И я не про одежду от Гуччи.
– А про что?
– У Марты было тяжелое детство, что не такая уж и редкость. Подобное испытание выпадает на долю многих. Только одни выходят из него хорошими людьми, а другие – не очень хорошими. Для Марты верно второе. Я видела это с самого начала и предупреждала Патрика. Она прямо-таки влезла в семью, легко и быстро втерлась ко всем в доверие. Я пробовала предостеречь Элис, но ни она, ни ее отец ничего не замечали. Марта оказалась виртуозным манипулятором. Опасным даже. Она словно вросла в Элис, стала ее доппельгангером, темной тенью… Жуть. – Рома качает головой.
– У вас есть сын, – вставляю я.
– Откуда вы знаете?
– Из письма Элис к маме. Он не поддерживает с ней связь? – Возможно, я ступаю на опасную почву, однако не спросить не могу.
– Нет. Он писал ей в социальных сетях, но Элис удалила свои странички.
– У нее были странички в соцсетях?
– Да, фейсбук вроде бы. Точно, фейсбук. Натаниэль показывал мне там фотографии Элис.
– И долго она вела свою страничку?
– Не знаю, – пожимает плечами Рома. – Года четыре, наверное. С тех пор, как поступила в колледж. Раньше – вряд ли. Элис ведь девочка тихая, раньше у нее и друзей-то почти не водилось.
– То есть до этого она не пользовалась Интернетом не потому, что ей запрещали? Отец, например? Знаете, родители иногда против… – добавляю я, чтобы не вызывать у Ромы подозрений.
– Нет. Никто ей не запрещал. Натаниэль давно зарегистрирован в соцсетях, а мы с Патриком воспитывали детей одинаково. По нашему мнению, мы были одной семьей, а не двумя смешанными. – Рома подается вперед, сжимает мою ладонь. – Не хотела вас огорчать. Я знаю, что Элис – и ваша семья тоже.
– Ничего страшного. – Я прячу за улыбкой легкую ноющую боль в сердце. Не понимаю, почему отец так легко разбил нашу семью? – А обо мне Патрик рассказывал?
Спрашивать об этом трудно, но мне нужно знать. Нужно знать, справедливы ли мои чувства – или бесчувствия – к отцу.
Ответ написан у Ромы на лице. Слова излишни. На нем четко проступают замешательство и сострадание. Она по-прежнему держит меня за руку, и голос у нее ласковый.
– Об Англии Патрик почти не вспоминал. При нашем знакомстве он лишь сообщил, что с женой расстался.
– И не упомянул, что бросил еще одну дочь?
Рома смущенно отводит взгляд. Смотрит в окно, поджимает губы. Потом со вздохом поворачивается ко мне и кладет вторую ладонь поверх моей руки.