Мама выпрямляет спину, я встаю с пола и усаживаюсь рядом на диван. Мама забирает у меня письмо, разглаживает – мы помяли его во время объятий.
– Кендрик. – Она грустно качает головой. – Если б мы только знали…
– Не надо сожалений, мама. Прошлого не изменить. Настоящее важнее.
– Да-да, ты права. Мне просто нужно время, чтобы переварить новости. Ты ведь прочла об отце?
– Прочла. Он умер.
Я пожимаю плечами. Я не ощущаю привязанности к человеку, о котором пишет Элис. Помню лишь свой страх перед ним, помню жуткий раскатистый голос, но самого Патрика Кеннеди я не знаю. Не умею горевать о чужих людях. Я не страдала из-за его ухода, страдала лишь из-за Элис. Мой так называемый отец никогда не был для меня живым. Может, потому-то я с такой готовностью привязалась к Леонарду, он как раз отвечал моим представлениям о настоящем отце.
Остаток утра мы обсуждаем ответ Элис. Нам обеим не терпится рассказать, как мы думали о ней, как мечтали найти, как сильно мы ее любим. Не перестаем любить уже двадцать лет.
– Я набросаю черновик, – предлагает мама. – Покажу тебе. А ты добавишь что-нибудь от себя.
– Хорошо. Я пока подумаю.
Мама уже отошла от шока, ей хорошо, и я со спокойной душой уезжаю в контору. Я впервые не могу отделить личную жизнь от работы, и мысли мои весь день возвращаются к Элис и к письму. Хорошо, что секретарь у меня отличный – я пишу в юридическом документе не те имена и делаю неверные отсылки. А это важное бракоразводное дело, но Сэнди, слава богу, замечает обе ошибки.
– Твоя рассеянность неудивительна, – в конце дня говорит Том по дороге к стоянке. – Я сам ни о чем другом думать не могу.
– Серьезно?
– Серьезно. Поиски Элис, тоска о ней стали важной частью твоей жизни. Автоматически – и моей тоже.
Я удивлена. Да, пожалуй, так оно и есть. Никогда об этом не задумывалась.
– Я зациклилась? – спрашиваю.
Том поджимает губы, размышляет.
– Я бы не сказал, что зациклилась. Скорее – сроднилась, за столько-то лет.
– Да уж.
– Эй, хватит грузиться. – Том шутливо толкает меня плечом. – Как воспринял новости Люк?
– Молча, – признаюсь я.
Люк в основном сидел в кресле и наблюдал. Еще готовил чай, подбадривал меня объятиями, но ничего не комментировал.
– Что ему известно о вашей истории?
– Все. Как и тебе. Как мне. Папа взял Элис с собой в отпуск и не вернулся. Больше тут знать нечего.
К глазам подступают непрошеные слезы, и я мысленно себя ругаю – неужели нельзя сдержаться? Я ведь не плакса. По крайней мере, раньше ею не была.
Том внимательно на меня смотрит, мне неловко. Он привлекает меня к себе. Годы исчезают, я переношусь назад в университет. В объятиях Тома спокойно и безопасно. Он целует меня в макушку.