– Чудесная новость.
В кухню входит Ханна, и я переключаюсь на то, чтобы приготовить ей завтрак.
– Папа встал? – спрашиваю.
Люк совсем не ранняя пташка, но завтрак никогда не пропускает.
– Он только что мимо прошел, – опережает Ханну Элис. – По-моему, к себе в студию.
– Отнесу ему кофе, – говорю я.
И тут же решаю, что сегодня вечером помирюсь с ним как следует. Приглашу на незапланированное свидание. Принесу извинения за свою вспышку по поводу Элис. Может, она права: из-за стресса на работе я не только становлюсь вспыльчивой, но и воображаю бог знает что.
Люк неожиданно вырастает в дверях. Лицо у него мрачнее тучи, и все надежды на примирение мгновенно тают.
– Клэр. – В голосе мужа столько сдерживаемого гнева, что я пугаюсь. – На пару слов.
Люк ждет, пока я встану из-за стола, и исчезает в конце коридора.
Мама опасливо смотрит ему вслед. Девочки перестают есть. Даже Хлоя улавливает папино грозное настроение. Лишь Элис все нипочем. Она мне улыбается. Что скрывается за этой улыбкой? Я не понимаю, но анализировать не хочу. Мне бы выяснить, что с мужем.
Атмосфера в студии напряженная. В воздухе словно электрические разряды летают. Люк стоит в глубине комнаты, спиной ко мне. Я подхожу к нему и вижу, куда он смотрит.
Портрет Элис исполосован ножом. Не раз, не два и даже не три. Порезов не меньше дюжины. Центр холста, ее лицо, полностью в лохмотьях. Изуродовано до неузнаваемости. Напоминает занавеси из полосок, которые в семидесятые годы наши бабушки цепляли на двери – от мух. В правом верхнем углу подрамника торчит обойный нож с серебряной ручкой.
– Боже мой, – только и могу выдохнуть я.
– Идиотка чертова! – рычит Люк. – Какого хрена ты это сделала?!
Мне не привыкать к тому, что Люк иногда употребляет крепкие слова, я и сама этим грешу, но я никогда не видела его в таком бешенстве. Он хватает меня за плечи, рывком притягивает к себе. Его лицо в дюйме от моего.
– Ты помешалась! У тебя крышу снесло! – Люк молотит пальцем себе по лбу. – Психопатка чертова! – Отталкивает меня, я едва не падаю.
– Это не я…
Голос мой звучит неубедительно и жалко, даже для меня самой.
– Черта с два не ты! Ты же адвокат. Давай глянем на улики, а? Вчера вечером мы поссорились. Ты заявила – мол, не хочу, чтобы я рисовал портрет. И убежала вниз. А наутро я обнаружил вот это. Ну, и на какие мысли наводят вас улики, а, миссис Теннисон, крутая адвокатша?
Я не поддаюсь искушению ответить, что с юридической точки зрения все эти улики – косвенные. Я понимаю логику мужа.
– Люк, клянусь, я этого не делала.
По крайней мере, я так думаю. Не стану отрицать – подобное желание меня посещало. А вдруг у меня случился приступ помешательства на почве ревности? Вдруг я впала в состояние аффекта? На него, бывает, ссылаются клиенты – мол, я совершенно не контролировал собственные действия. Я никогда не воспринимала такую линию защиты всерьез, но теперь у меня сомнения.