Холодный утренний воздух мигом выбивает из меня гнев.
– Я не резала картину, – говорю я. – Я никогда бы такого не сделала.
– Но кто-то же сделал, и я очень сомневаюсь, что это Элис. Она-то как раз хотела, чтобы я написал ее портрет.
Голос Люка дрожит, он едва сдерживает ярость. Я не удивлена. Я понимаю его гнев. Люк вкладывает в свои творения всю душу… Так жестоко изувечить его картину – все равно что напасть на него самого, с такой же точно злобой. Картины Люка – его продолжение.
– Я бы так не поступила. Я знаю, что для тебя значат картины. Пожалуйста, Люк, поверь.
Я умоляю, да, и Люк наверняка это улавливает. Он заводит руки за голову и круто разворачивается к дому, но передумывает.
Долго, глубоко выдыхает. Проводит руками по лицу, опускает их вниз. Ярость взорвалась и утихла, но вокруг нас вулканическим пеплом еще летают ее хлопья. Одна-единственная искра способна вызвать новый взрыв.
– Клэр, поезжай на работу. Приведи мысли в порядок. Поговори с Леонардом, даже с Томом, если нужно, но поговори с кем-нибудь, послушай мнение со стороны. Я слишком субъективен и охренительно зол, поэтому сейчас мне не до бесед.
– Прости…
Это звучит жалко. Я и сама не понимаю, за что прошу прощения.
– Обсудим все вечером, когда вернешься. Когда страсти поутихнут.
Люк смотрит мне в глаза, потом отворачивается и одним широким шагом преодолевает ступеньки крыльца.
Входит в дом, закрывает за собой дверь и оставляет меня на подъездной дорожке. Моя семья там, внутри, вместе. Я тут, снаружи, одна-одинешенька.
– Вот те на! Ты что, потеряла десять фунтов, а нашла один? – приветствует меня на работе Том.
– Мне не до смеха.
Я хочу прямиком пройти к себе, но ноги меня не слушаются.
Том берет меня под локоть и увлекает в кухню.
– Кофе, – объявляет приятель. – Судя по твоему виду, крепкий.
Скрестив руки, я опираюсь на стол и наблюдаю за Томом. Он напевает себе под нос. Это напоминает мне об Элис, та тоже сегодня утром напевала. Я беру у Тома кофе.
– Я когда-нибудь что-нибудь забывала? Не обычные, повседневные вещи – куда я сунула ключи, взяла ли я телефон. А вот важное? Например, свои поступки. Такое я когда-нибудь забывала?
Том склоняет голову набок, обдумывает вопрос.
– Однажды ты забыла купить мне подарок на день рождения. Мне тогда исполнилось двадцать два года, если я правильно помню.
Я не в силах выдавить улыбку. В любое другое время я бы искренне посмеялась над нашей дежурной шуткой о том, как я один раз не поздравила Тома с днем рождения: это случилось, когда мы изрядно выпили, и мое сознание загадочным образом отключилось на три дня. Я тогда лежала в постели и не помнила ни о чьих днях рождения.