Она рассказывала спокойно, будничным тоном, однако чувствовалось, что очень устала — от проблем, которые неизбежно возникают при больших деньгах, от тягомотного развода, от питерской сырости и долгой зимы. Пила мартини, и вскоре я заметил, что моя девушка увлеклась. Официант приносил бокал за бокалом, Ева, казалось, не хмелела — монотонно рассказывала о своей жизни и внимательно слушала о моей.
В какой-то момент я почувствовал, что нахожусь в измененном состоянии. Ева что-то негромко рассказывала, уже не особо прислушиваясь, подаю ли я ответные реплики, в воздухе носились звуки и запахи хорошего ресторана: приглушенный кокетливый смех, интимные мурлыкающие интонации, звяканье посуды, ароматы приправ и дорогих сигар. Где-то вдалеке играла приятная музыка. Атмосфера словно ввела меня в транс, я увидел себя со стороны — и остался доволен! Я был доволен всем: тем, как выгляжу, во что одет, где нахожусь и что ем. Я был доволен качеством своей жизни. У меня достаточно денег, чтобы позволить себе не только то, что считаю необходимым, но и то, что хочется — просто хочется, и больше не требуется никаких аргументов. Я вдруг осознал, что панически не хочу возвращаться туда, где денег меньше, а качество жизни ниже, и готов грызть землю, чтобы сохранить нынешний уровень. Пусть не повысить его — конечно, буду рад, если уровень жизни будет расти, о чем речь! — однако я готов пахать денно и нощно, лишь бы сохранить то, что есть. Это не был снобизм нувориша, желающего во что бы то ни стало сохранить невероятно дорогую машину и роскошные курорты. Это был страх потерять легкость и удобность бытия — иметь возможность легко перемещаться по миру, легко решать вопросы, легко покупать в валютных магазинах то, что купить практически невозможно… Деньги, казалось, дали мне крылья — я смог летать и наблюдать за миром с высоты.
Именно тогда, в Питере, сидя напротив малознакомой пьянеющей женщины, я осознал, нет, я прочувствовал великую истину: большие деньги — не только головокружительная романтика, большие деньги — наркотик, дающий упоительную легкость. И слезать с иглы больших денег невыносимо трудно. Если вообще возможно.
Надо отдать Еве должное — она вовремя остановилась и отказалась от очередного бокала, предложенного официантом. Хоть она и была изрядно подшофе, однако держалась уверенно, поддерживала беседу, в такси рассказывала о тех местах, которые мы проезжали. У красивого старинного дома, где жила Ева, мы мило попрощались, чмокнув друг друга в щечку.
Я улетел домой. В самолете, перебирая события этих двух дней, вспомнил слова Евы: «Не будьте слишком откровенны и не доверяйте безоговорочно всем, с кем вас знакомили». В ресторане Ева рассказала, что отель принадлежит одному из партнеров ее мужа, а она работает администратором, потому что хочет себя обеспечивать сама — мало ли как там с разводом выйдет. Добавила, что на заработок журналиста особо не пошикуешь, к тому же, если честно, она в журналистике и дня не провела, так что по профессии устроиться будет трудно, но сидеть дома красивой куклой и ничего не делать — это не для нее. Ева отлично разбиралась в устройстве криминального мира, ориентировалась в его законах и правилах, при этом оставалась типичной интеллигентной петербурженкой, которая точно так же дорожит уровнем качества жизни, как и я. И точно так же подсажена на иглу больших денег, дающих легкость бытия.