«Ты чего это?»
«Ай момент! Секи, что предки делают! Не боись!»
Я оцепенел. Пашка быстро присел на корточки и губами притронулся к моему скукоженному пенису. Было зябко, сыро, губы его были узкие, синеватые и холодные. Мне стало очень противно, накрыло волной ужаса. Пашка попытался поглубже захватить мой член, но тот был настолько мал, что выскальзывал. От холода и страха мне вдруг захотелось помочиться.
«Что это ты придумал?!» — зашептал я.
«Да ничего, так мамка бате делает, тот мурлычет, как котяра».
Я затрясся. Нестерпимо воняло кошачьим и человеческим дерьмом, валялась дохлая крыса и куски использованной для подтирания газеты. Мои глаза навсегда сфотографировали эту картинку, а тело запомнило приступообразную животную панику. Меня затошнило. Изо всей силы я толкнул Пашку, судорожно натянул штаны и убежал. И потом долгое время избегал встреч с ним.
Несмотря на испытанное мной отвращение, Пашины истории задели все-таки у меня определенную струну. Я начал поглядывать на одноклассниц: красивыми я их не находил, но интересовался, что у них под форменными юбками. Наперсницей мне стала Марина, староста класса. Она жила неподалеку, и мы вместе ездили в школу и домой. Дома у Марины была прекрасная библиотека, и мы обменивались книгами.
Марина была очень полной девочкой, поэтому сексуально меня не привлекала. По-моему, из-за своей худобы я точно так же был ей безразличен. А вот дружили мы замечательно. Марина помогала мне заманивать к ней в гости девочек, мы играли в бутылочку и под видом игры стягивали с ее подружек трусики. Причем забава нравилась всем: и мне, и Марине, и самим «жертвам».
Мог ли я все это рассказать ночью своему приятелю-урологу? Наверное, мог, и тогда он в восторге всплеснул бы руками: «Старик, это же клад, можно диссертацию писать! Эк тебя угораздило: впервые захотел изменить жене и нарвался на три подводных скользких камня! Мало того, что смена стереотипа; мало того, что жена — твоя единственная женщина, так еще и детская психотравма на почве орального секса с соседским мальчиком».
Но что-то меня удерживало от дальнейших откровений с Антоном. Возможно, его слова, сказанные с искренним желанием помочь: «Слушай, Марк, давай позвоним моему отцу, у него опыт побольше, с тобой интересно поработать и разобраться в твоих страхах! Кстати, отец мне часто говорит, что в 25 у мужчины много тревог, но это проходит с годами». Сказал мне это Антон на следующий день, когда я, мучаясь похмельем, позвонил, чтобы поблагодарить за «развернутую консультацию».
Спасибо, дружище. Со своими тревогами буду разбираться я сам.