Меня и в самом деле мутило, но демонстрировать слабость было никак нельзя. Я взвесил в руке оранжевый плод и выбросил его в канаву.
– Неспелый, – сказал я тогда Угрю, но на деле прекрасно понимал, что еще очень и очень не скоро смогу спокойно смотреть на апельсины.
Порукой тому был заваленный мертвыми телами апельсиновый сад.
Разбудил стук. Спросонья показалось, будто палят мушкеты, но нет – это взбешенный хозяин колотил тапкой в дверь. Ему нисколько не понравилось вскакивать посреди ночи от диких криков: «Пли!»
Мне велели искать себе новое жилье; я не протестовал и не торговался. Просто никак не мог толком проснуться. В голове до сих пор звенело от выстрелов, на зубах скрипела пыль, в комнате нестерпимо пахло пороховой гарью и апельсинами. Мысли разбегались, и никак не удавалось понять, с какой стати полнолуние оживило именно этот эпизод моего прошлого, а не привычный спуск в затопленный запредельем подвал.
Утром я съехал, не став ни давить на хозяина, ни опускаться до просьб о снисхождении, и очень скоро об этом пожалел. Очень-очень скоро…
1
Подвела погода. Она стояла для этого времени года непривычно холодная, и дорога через горы до сих пор оставалась занесена снегом. Старожилы качали головами и толковали, что никогда еще открытие торгового пути не случалось столь поздно. На улицах болтали, будто бы кто-то из торговцев уже перебрался на ту сторону и даже благополучно вернулся обратно, но дальше разговоров дело не шло.
Перевал оставался закрыт, а люди в город все прибывали и прибывали, Рауфмельхайтен буквально распухал от купцов, их грузов и транспорта. Цены за проживание взлетели до небес, за каморку на чердаке «Белого филина» пришлось отстегнуть столько, что поневоле возникли серьезные опасения, не придется ли в скором времени перебираться в общий зал, где на лавках и даже на полу ночевали не столь привередливые постояльцы.
Монеты в карманы владельцев складов и гостиниц текли полноводной рекой. Приезжие нервничали, то и дело случались стычки и потасовки, а каждое утро в переулках находили сразу несколько раздетых до исподнего мертвецов. Поиздержавшиеся бретеры и кормившиеся с ножа головорезы собирали свою кровавую дань; армейские патрули помешать их промыслу не могли. Добропорядочные обыватели роптали и грозили жалобами. Дабы хоть как-то успокоить общественность, одна за другой устраивались бесполезные в общем-то облавы. С облавы все и началось…
В тот вечер я после отчаянного спора все же убедил хозяина не повышать плату за снимаемый угол и несказанно этим подвигом гордился. Мой кошель окончательно отощал, и пусть обычно я не опускался до пустых сожалений, но сейчас нет-нет да и ловил себя на мысли, что не стоило сорить деньгами и покупать сразу две янтарные бусины. На обработку магического жезла ушла лишь одна, а пара талеров могла продержать меня на плаву без малого седмицу. Два талера и десять крейцеров, если точнее…