— Сходи ты сама! — пролепетала она, утирая рукавом набегающие слезы.
— Да объясни ты мне отчего. Что такое там у тебя случилось?
— Этого я не могу тебе сказать, Соня, ей-богу же, не могу!
И она опять залилась слезами.
Софья Николаевна с удивлением и тревогой поглядела на сестру. Она знала или, вернее сказать, чувствовала, что со стороны Наташи тут нет каприза или упрямства.
Вероятно, случилось что-нибудь важное. Уж не обидели ли ее там? Нет. Если бы обидели, то зачем ей скрывать тогда от нее, от лучшего и единственного друга. Она прекрасно знает, что в ней, как в старшей сестре, заменяющей ей мать, она всегда найдет посильную защиту и утешение. Что же это такое? Что заставляет ее так упорно молчать, какая тут тайна?
Она еще раз поглядела на сестру; глаза их встретились, но в заплаканном взоре Наташи она прочла только трагическую решимость молчать и вместе с тем мольбу.
Не сказав больше ни слова, Соня опять сумрачно нагнулась над машинкой, и снова, шумя, завертелось ее колесо.
Окончив строчку, швея, однако, как бы продолжая течение своих мыслей, сказала:
— Хорошо, нечего делать… я пойду сама… и все узнаю…
На другой день Софья Николаевна действительно собралась идти на работу вместо сестры, а ей задала урок на все время своего отсутствия. Наташа приняла этот урок с радостью и всеми силами старалась сделать больше, чем приказала сестра.
Софья Николаевна ушла с мрачным и сердитым видом. Против обыкновения, она даже не простилась с сестрой.
Все это невыносимой болью отозвалось в сердце Наташи; но она все-таки была рада, что исполнила свою клятву, от которой, быть может, зависела участь любимого ею человека. Ее как-то укрепляла мысль, что она участвует, быть может, в очень великой тайне.
«Пусть Соня посердится, — думала она, — зато потом, когда все объяснится, то и она поймет все. Ей же тогда будет лучше!»
И Наташа, усердно склонившись над машинкой, стала мечтать о том, как все это устроится, как спадет мрак с этой тайны, как она будет графиней (согласно его обещанию) и как тогда хорошо будет жить у нее бедной Соне.
Софья Николаевна не возвращалась до шести часов. Наконец Наташа заслышала ее медленные, усталые шаги и бросилась к ней I навстречу.
Сестра вошла угрюмо.
— Ну, чего ты фигурантничаешь? — прямо начала она. — О тебе спрашивала и сама графиня даже. Она очень удивлена, почему ты не пришла. Я спрашивала потом у лакея, не обидел ли тебя там кто-нибудь? Он только плечами пожал. Скажи мне, пожалуйста, что это за фокусы? А?
Наташа молча отошла к окну.
Софья Николаевна начала упрекать ее в том, что она начинает вообще портиться, и вдруг с дрожью в повышенном голосе сказала: