Холодок пробежал между лопаток Григория. И тут возле самого его уха раздался простуженный шепот: «Сказано было, что они не опасны для честных людей, а для себе подобных очень опасны. Вам-то что до этого? Пусть себе уничтожают друг друга. Не бойтесь, входите. На вас не нападут, потому что не смогут пробиться через плотную ауру честного человека, а смерть вашего друга — это другая история. Просто его время подошло к концу», — крутанулось легкое завихрение и — нет его.
— Ну, что там происходит? — спросил нетерпеливо начальник Бутырки. Отстранив Григория, он посмотрел в глазок. — Боже мой! — туг же воскликнул он. — Как я и предполагал, трупы пришли в себя, и тот, здоровый, уже на ногах. Он сводит счеты с Жирафом.
— Он может его задушить! — обеспокоенно произнес Григорий. — Надо вмешаться. Скорее открывайте камеру.
— Ишь ты какой шустрый! — воспротивился начальник СИЗО. — Одно дело — убийство зэка зэком, но совсем другое — убийство зэком следователя. Ты что же, молодой человек, хочешь, чтобы с меня погоны сняли? Хватит эксперимента с Алиджановым. Считай, тебе здорово повезло, что маньяк не бросился на тебя. Но во второй раз все может быть иначе.
Тут свое веское слово сказал Соколов:
— И все же, Александр Семеныч, открой. Мы же не можем допустить, чтобы при нас произошло убийство. Открывай. Мы вместе с Григорием войдем.
— Ну что ж, Василий, смотри, под твою ответственность, — недовольно буркнул полковник и подал знак Дубову.
Старший прапорщик отпер замок.
Первым в камеру вошел Григорий. Он увидел, что Жираф с багровым лицом из последних сил отбивается от душащего его Боксера. Еще минута — и все будет кончено. Григорий кинулся к душителю с намерением оттащить его от жертвы и надеть на него наручники. Но немного не успел. В руке Жирафа сверкнула заточка с длинным узким лезвием. Он ударил ею Боксера в живот и, нырнув под руки Григория, отскочил в сторону. Смертельно раненный сокамерник, замерев на месте с вытянутыми руками, постоял некоторое время, словно в задумчивости, а затем как подкошенный упал на спину, широко раскинув руки: из живота его торчала рукоятка заточки, обмотанная синей изолентой. И вдруг, к изумлению вошедших в камеру и зэков, правая рука поверженного Боксера поднялась и выдернула заточку из живота. На короткое время из раны небольшим фонтанчиком ударила густая, черная как деготь жидкость, заливая майку Боксера и цементный пол. Неожиданно эта странная жидкость перестала фонтанировать. Неподвижная серая маска лица Боксера ожила и исказилась к гримасой мученического страдания. Опершись левой рукой о пол, а правой сжимая заточку, Боксер стал подыматься.