К концу сентября 1941 года сопротивление защитников островов Моонзундского архипелага было фактически сломлено. Оставалось либо прорываться к обреченному Ханко, либо уходить на запад, в Швецию. Только такая альтернатива была у уцелевших защитников островов, сумевших добраться до каких-то плавсредств: рыбачьих баркасов, выброшенных на берег шлюпок или немногих остававшихся на плаву кораблей Балтийского флота.
Среди уцелевших судов-«счастливчиков» оказались и два допотопных тихоходных буксира, едва выжимавшие девять узлов, переоборудованные в тральщики и пережившие почти трехмесячный ад, в огне которого были уничтожены десятки куда более подготовленных к современной войне кораблей. Одним из этих буксиров-тральщиков я и командовал. Мы пришли на острова Моонзундского архипелага еще летом из Ораниенбаума и всё это время работали в паре — сцепленные тралы делали работу эффективнее.
Около десяти вечера 20 сентября оба тральщика, уцелев после очередного авианалета, покинули агонизирующий Даго и взяли курс в открытое море. Никто мне не задавал вопросов: «Куда мы идем?» — матросы мечтали лишь вырваться из ада. У всех в памяти была красная от крови вода нашей гавани, когда немцы поливали стальным дождем остатки гарнизона острова.
Утро выдалось спокойным и ясным. Тральщики встали на якорь. Вдалеке едва различалась полоска земли.
— Это Ханко? — спросил заступивший на вахту матрос, опустив бинокль.
— Это Швеция! — ответил я, наконец-то раскрыв перед подчиненными тайну ночного перехода.
Шестьдесят человек наших двух экипажей знали о Швеции из учебников географии лишь то, что это капиталистическая страна! А советский человек, как известно, должен жить и умереть на своей родине.
На мачтах тральщиков уже полоскались флажки, означавшие «мы интернируемся», дополняя иссеченные осколками советские военно-морские флаги за кормой.
Вскоре прилетел шведский гидросамолет, затеяв бесконечный обмен цветными ракетами с берегом. Может быть, шведы не понимают флажковой азбуки? Тогда на мачты кораблей были подняты наиболее очевидные знаки миролюбивых намерений — белые простыни.
Наконец часа через два на горизонте появился большой военный корабль, а к тральщикам подошли два шведских пограничных катера. Объясняться со шведами пришлось мне, так как я был единственным, кто говорил по-немецки и по-английски.
Шведский офицер-пограничник отдал распоряжения: «Стволы носовых пушек-сорокапяток и кормовых пулеметов задрать вверх, боеприпасы и личное оружие сдать. Экипажам с вещмешками погрузиться на катера. Тральщики будут взяты под охрану шведскими часовыми».