Ночь, двадцать пять градусов, звёзды. Удивительно, как хорошо бывает в степи. Ни пыльцы тебе, ни мошки, ни зноя. Саблин отключил электрику и скинул шлем, он болтался на затылке. Респиратор тоже стащил с лица, дышал полной грудью, этим замечательным прохладным воздухом. Только саранча стрекочет вокруг, летает в свете фар БТРа[1], её так много, что стрёкот множества крыльев сливается в нудный, непрерывный гул. Она летит к дороге, вместе со степным пухом, со всех окрестных пыльных барханов, привлекаемая тучами пыли и шелестом электроприводов. Если бы не саранча, можно было бы думать, что ты в раю. Впрочем, Саблин так и думал, сидя на броне, облокотившись на ствол двадцатимиллиметрового орудия и покачиваясь в такт неровной дороге. Под ребристыми колесами скрипят пыльные наносы, маленькие барханичики, что за ночь собрал на дороге ветерок. Безмятежность. Движение и звуки убаюкивают. Так можно и заснуть, но спать нельзя, свалишься с брони. Такое бывало. Не с ним, конечно.
И вдруг зашелестели колёса, инерция качнула его вперёд, бронетранспортёр встал. Сразу, сзади его догнала пелена мелкой пыли. Саблин натянул респиратор.
И секунды не прошло, как остановились, а со второго БТРа уже кричат:
— Аким, чего встали-то? Приехали?
— Сейчас, — кричит Саблин в ответ и стучит прикладом по броне. — Вася, чего стоим?
— Пост, — орёт водитель из кабины через открытый люк.
— Пост, — кричит Саблин назад в пыль.
— Сотника[2] на пост просят, — орёт мехвод Вася из БТРа.
— Сотника на пост, — кричит Саблин назад.
«Сотника на пост, — отзываются дальше, и ещё дальше, и ещё, — сотника на пост».
А из темноты в свет фар выходит солдат в пыльнике, с винтовкой, в шлеме, открыто подходит к БТРу и говорит:
— Товарищи сапёры, у вас сигаретки не будет, второй караул без сигарет.
Солдат молодой вроде совсем, и Юра ему отвечает с брони:
— А где ты, балда, тут сапёров увидал?
— А, так вы казаки, — солдат приглядывается к эмблеме на броне, — товарищи казаки, дайте сигаретку.
— А где ты, балда, тут казаков увидел, — кричит Зайцев.
Все на броне смеются, солдат стоит растерянный, светит фонариком на броню, а там и вправду две эмблемы казачья и саперная, смотрит молодой солдат на них, и не понимает, с кем говорит.
Юра лезет в карман пыльника достаёт смятую, почти пустую пачку сигарет, протягивает её солдату:
— На, и запомни, мы не просто казаки, пластуны[3] мы.
— Спасибо, пластуны, — говорит солдат, заглядывает в пачку, — что, всё мне?
— Бери-кури, до боя не помри, — говорит Юра.
Все опять смеются. Юрка балагур.
— Зря, Юрка, ты его балуешь, — говорит старый казак-урядник