Первым делом рана: навылет или нет? Он переворачивает Червоненко, на спине огромное чёрное пятно с рваной дырой. Навылет. Ножом начинает резать пыльник, он крепкий, зараза.
— Ты полегче там, — бубнит Юра.
Но Аким его не слушает, распорол ему всю одежду, затем из аптечки он достал большой шприц-тюбик с биогелем и прямо на вытекающую из раны кровь накладывает прозрачную массу. Сверху залепляет всё пластырем. Придавливает рукой слегка. Говорит:
— Так, сзади готово, давай грудь. Ты держись, Юрка, медик говорил, что во вход раны нужно гель через катетер вводить. Больно будет.
— Давай, — шипит Юра, а у самого уже весь подборок в крови.
Через пластиковую трубку, вставленную в рану, он вводит туда остатки геля и тоже залепляет рану пластырем.
Юра уже ни чего не говорит, смотрит осоловело на залитые кровью руки друга.
— Всё, теперь уколы, — продолжает Аким, доставая набор шприцов, — первый обезболивающий.
Прямо через КХЗ он вкалывает иглу в плечо Червоненко.
— Блокатор, — делает второй укол. — Остановит внутреннее кровотечение.
Кидает пустой шприц в лодку.
— Антибиотик.
Ещё один пустой шприц летит в лодку.
После он взял последний шприц он красный, показал его другу:
— Это медицинская кома, Юра, тебя она выключит.
— Я знаю, Аким, — сипит Червоненко.
— Ты не волнуйся, я тебя довезу, ночевать у деда не буду, я эти места и ночью узнаю. Ночью повезу. Мне не впервой. Держись, казак.
— Нам, пластунам, что не смерть — то и ладно, — пытается шутить Юрка. Он дышит прерывисто и часто. При каждом выдохе крови чуть-чуть на плащ капает.
— Верно-верно, — говорит Аким, вкалывая последний препарат другу. — Спи, браток. Я довезу тебя. Доктора тебя на пирсах ждать будут.
Как только Червоненко закрыл глаза, Саблин встал и повернулся к оставшиеся казакам. Хотел было сказать, что ехать нужно домой и немедленно. Да ничего сказать не смог. Все: и Фёдор Верёвка, и Анисим Шинкоренко, и Иван Бережко — все уже стояли в своих лодках. Все держали в руках оружие, и у всех, машинально отметил Аким, оружие снято с предохранителей. Все они с нескрываемой неприязнью смотрели на него.
— Чего вы? — спросил Саблин.
— Вон ты, каков оказался, — вдруг произнёс Верёвка. — А был тихоня да молчун.
— Да чего вы? — не понимал Аким раздражаясь.
А в голове приливами «трансформатор» гудит и гудит. Бесят они его, что их злит, непонятно.
— И куражится ещё, сволочь! — с ехидной весёлостью добавил Мережко. — Побил людей, братов, однополчан и ещё «ваньку» валяет.
— Да вы что, рехнулись! — заорал Саблин, а сам на дно лодки глянул, на винтовку Юры и своё ружье. Его страшно злило это обвинение, аж виски заломило. — Вы что, не видели, это Татаринов их бил, а я только в него выстрелил.