Снайпер, подлец, бьёт как исподтишка, его и не увидишь, и не услышишь перед смертью. Но он промахнётся и успокоится, чтобы не демаскировать себя. А пулемёт не успокоится, так и будет колотить, пока лента не кончится. Даже если и достать тебя не может, всё рано будет бить, чтобы ты голову не поднял. Когда штурмовики встают в атаку, пулемётчик должен, должен поддерживать их огнём, подавляя огневые точки противника. Снайпер тоже стреляет, все поддерживают свою штурмовую группу, и гранатомётчики, и даже радист. Но в первую очередь пулемёт. Он не должен ни на секунду замолкать. И он становится для врага целью номер один, и в него летит всё, что можно. И гранаты ПТУРов, и миномёты его накрывают, и снайпера противника, а пулемётчик не может спрятаться. Не может прекратить огонь, он, он в первую очередь отвечает за жизни штурмовиков. И сидит он за своими весьма нетолстым щитком, смотрит в прицел, и бьёт, и бьёт, и бьёт. И старается не думать, что к нему летит граната, или миномётная мина, или пуля снайпера пробьёт щиток. А если такое случается, и ему достаётся осколок или пуля, а пулемёт остался цел, на его место должен сесть второй номер пулемётного расчёта, и также беспрестанным огнём поддерживать штурмовую группу, пока и его не найдёт пуля или осколок. И тогда их место займёт третий номер расчёта. Он, Саблин, может залечь и лежать, прикрывшись щитом, если по нему ведут огонь. А может и вовсе повернуть назад, даже без приказа, его никто не упрекнёт за это.
А пулемётчик не может залечь, по уставу ему залегать не положено, кресло пулемёта ему покидать не положено во время атаки. Ни встать, ни уйти, ни залечь. Только стрелять. И всё.
Нет, ни за что Аким не хотел бы быть пулемётчиком, казаки считали, что именно пулемётчики самые стойкие и храбрые бойцы.
Саблину очень эти Сашкины слова приятны, он даже говорить не может, но сказать что-нибудь нужно, поэтому Аким выдавливает:
— Ты тоже молодец, Александр.
Повисает тишина, но кто-то должен сказать, то, что волнует их обоих, и сказать это должен старший по званию.
— Надо казаков поглядеть, — произносит Аким.
И он, и Каштенков прекрасно знают: из тех, кто был на камнях, в живых никого не осталось. Будь кто живой, даже если без сознания лежал, в наушниках время от времени, раздавался бы щелчок, электроника давала бы сигнал, это так называемый «контроль статуса», это значит, что у кого-то, помимо них, из их взвода есть пульс. А они ничего такого не слышали. В эфире признаков жизни нет. Тишина в эфире по-настоящему гробовая.
Первым Каштенков нашёл Микольчука. Второй номер пулемётного расчёта не сбежал от пулемёта, не покинул своего поста, он лежал внизу. Под обрывом.