— Понятно, товарищ полковник.
— Ну, бывай здоров, а я к твоему соседу наведаюсь.
И комдив ушел.
Миронова охватило чувство радости. Оно распирало грудь, и хотелось петь. «Наконец-то наступать. Сколько ждали мы этого приказа?! Вот он, канун долгожданного праздника».
Возвращаясь к себе в блиндаж, Миронов не шел, а летел, будто на крыльях. «Наступать, наступать», — повторял он бесконечно это слово. Свернул в овраг и тут заметил, как в воздухе кружатся белые хлопья. Что это такое? В вечернем сумеречном небе он едва различил серебристый немецкий самолет-разведчик, прозванный по-фронтовому «костылем». «Это он сбросил листовки на наши позиции», — догадался он. У промоины оврага сидели четверо бойцов и чему-то смеялись. Он прислушался.
— Спасибочко фрицу, — сказал один из них. — До чего справно службу несут. Тилько учора кинчылась отхожа бумага, а вин тут як тут. Зараз треба до витру сходить.
«Правильно они говорят, — думал Миронов, поднимая одну из немецких листовок. — Покажу комиссару, пусть будет в курсе». В листовке было написано: «Бойцы и командиры! Не верьте продажным комиссарам и коммунистам! Бросайте оружие и переходите к нам. Сталинград взят немецкими войсками. Армия Чуйкова разгромлена, взята в плен, а остатки ее сброшены и потоплены в ледяной Волге».
Полковник Андросов вышел из кабинета командующего Кипоренко довольный, так как доклад его о подготовке дивизии был одобрен, как и его решение о наступлении.
В узком коридорчике он чуть не столкнулся с генералом Канашовым, поприветствовал его, и Канашов протянул ему руку:
Кажется, вы, полковник, будете открывать ворота моим танкам?
— Выходит, мне приказано. Только что докладывал генералу Кипоренко. Решение утвердил.
— Вы, смотрите, не подведите меня, полковник, — улыбнулся Канашов. — Бывает же так: ждешь в ворота, а тебя пускают в калитку. Застряну я со своими танками. А застряну, будем ругаться, и, главное, дело провалим.
Андросов пожал плечами:
— Разрешите курить?
— Пожалуйста!
— Вроде не принято знакомых подводить, — сказал он. — Мы, если мне не изменяет память, в Финляндии вместе с вами воевали?
— Припоминаю, припоминаю, — морщил лоб Канашов. — Да что мы тут стоим, давайте присядем вон на скамейке и покурим. — Они сели, молчаливо раскуривая.
— Вы ко мне пришли, кажется, ротой командовать. В октябре?
— В ноябре. Собственно, в конце октября. Разжаловали меня. Но мало нам пришлось воевать вместе. Вас через две недели ранило.
— Помню, помню теперь. И приказ вашего бывшего начальника: «Зажми его там, такого-сякого».