Появление новых минут сказывалось на всем. Пренебрегать временем в те дни не приходилось. Сам ритм жизни стал размереннее.
Кто-то скажет, что замедление повлияло на нас с тысячи неизведанных сторон, начиная со срока годности электрических лампочек и заканчивая температурой, при которой тает лед, закипает вода, размножаются или умирают человеческие клетки. Кто-то скажет, что теперь наши тела старели медленнее, умирающие агонизировали дольше, а дети не торопились появляться на свет. И действительно, менструальные циклы у женщин слегка удлинились в те первые две недели. Хотя по большей части все эти эффекты носили скорее анекдотический, нежели научный характер. Любой физик вам подтвердит: человеку, который едет в скором поезде, кажется, что время течет медленнее, чем всегда. Вот и мне казалось, что трава растет, хлеб в нашей хлебнице плесневеет, а яблоки на яблоне миссис Валенсии созревают, падают в траву и гниют не быстрее обычного.
Между тем часы продолжали идти. Мы чувствовали на запястьях их слабое тиканье. Старинные дедушкины хронометры звенели, а церковные колокола отбивали каждый час.
Прошла неделя, затем еще одна. Каждый раз, когда звонил телефон, я надеялась услышать в трубке голос Ханны, но она так и не позвонила.
Минуты все прибавлялись. Сутки длились уже тридцать часов.
Каким старомодным, невообразимо примитивным стал казаться нам двадцатичетырехчасовой циферблат с его одинаковыми, как две половинки грецкого ореха, полушариями по двенадцать делений в каждом! Мы уже не понимали, как могли раньше доверять такому незамысловатому предмету.
На второй неделе замедления с птицами начало происходить что-то неладное.
По улицам, метя перьями мостовую, семенили голуби со сложенными крыльями. Воробьи падали на лужайки. Стаи гусей отправлялись пешком на очень большие расстояния. Океан выбрасывал на берег тела чаек. Мертвых птиц находили на дорогах, крышах, теннисных кортах и футбольных полях. По всему миру небесная фауна возвращалась на землю.
Никто не знал, почему это происходит.
При обнаружении птичьего трупа полагалось сразу вызывать службу контроля, но папа игнорировал это правило. Пернатые умирали слишком часто, и мы просто выбрасывали их, как ту первую голубую сойку с веранды.
Я помню этих птиц так же хорошо, как остальные события того периода. Помню их гниющие перья, глаза-изюминки, жирные пятна на асфальте. Ходили слухи, что скоро эпидемия перекинется на людей.
* * *
Сильвия, моя учительница музыки, держала дома зябликов. Маленькие толстые птички жили в куполообразной металлической клетке, которая стояла в углу гостиной. Именно той гостиной, где я каждую среду во второй половине дня в течение получаса безуспешно училась игре на пианино. Сразу после меня начинался урок у Сета Морено. Его пальцы касались этих же клавиш, а ноги нажимали на те же педали. Как часто мысль о нем держала меня в напряжении в течение всего занятия! Но в тот день меня отвлекали зяблики. В каждом их писке мне слышались признаки эпидемии.