Мерзавцы из Бин Ксуен оказались продажными тварями. Я слышал, что когда-то они были такими же лесными партизанами, как вьетконговцы — воевали против япошек и лягушатников. Теперь же они, хорошо зная такое вьетнамский лес, совершенно не желали лезть под пули бывших приятелей — уступая эту честь нам. А сами сидели в Сайгоне, Дананге, других городах — делая работу тайной полиции президента Зьема. Подобно русскому НКВД, они хватали своих же вьетнамцев по малейшему подозрению, не утруждая себя расследованием — и кого не убивали, тех отправляли в "трудовые лагеря", весьма похожие на те, что были у нацистов, я не слышал ни об одном случае, когда кого-то признали бы невиновным и отпустили. Откуда я это знаю — ну, сэр, чтобы наяривать задорную чиксу, а не описавшееся от страха бревно, с девками приходится разговаривать. И с их мадамами тоже. Как и с местными полицейскими, и с другими нужными людьми. И внимательно слушать то чириканье, которое они считают нашим языком. Если не хочешь остаться в убытке — вы ведь знаете наверное, какая лажа была тут в самом начале, до мая пятьдесят четвертого, когда любой военнослужащий США, желающий перевести деньги домой в Штаты, мог сдать требуемую сумму местными бумажками, по их официальному курсу. А теперь следите за руками, мистер, сейчас будет фокус! — если я до того купил эти бумажки за доллары по курсу на рынке, то какой будет моя прибыль, абсолютно законная, заметьте! К сожалению, эту лавочку прикрыли — а сержантское жалование не столь велико, чтобы обеспечить бизнес большим оборотным капиталом. Сайгон был похож на громадный блошиный рынок — продавали все и везде (и крали, тоже). Но нам говорили, что это издержки демократии, ведь мы пришли защищать демократическую страну от коммунистической диктатуры, но этот Зьем сам оказался диктатором и тираном не лучше Гитлера. Или Сталина, как его описывали в "Колльерс".
Лес во Вьетнаме, особенно во время дождей — не самое приятное место для прогулок. Особенно если тропы там усеяны вьетконговскими сюрпризами, встречались и "растяжки" из гранат, на русский манер, но гораздо чаще были хитроумные конструкции из ям, веревок, самострелов, заостренных кольев. Причем все это смазывалось местным ядом, или какой-то гадостью, быстро вызывающей гангрену — если ты не попадал в госпиталь как можно скорей, ну а тащить раненого на руках по вьетнамскому лесу, это адов труд, поскольку ловушки могли оказаться и там, где мы уже прошли и теперь возвращаемся. Я видел, как капрал Стив Грегори, идущий в пяти шагах впереди меня, вдруг дико заорал, провалившись по колено в яму, укрытую травой — оказалось, там были два бревна, свободно крутящиеся на осях и утыканные остриями, и когда мы освободили нашего товарища, его нога имела вид, будто ее пропустили через мясорубку. И не было никакой веры проводникам из местных — как я уже сказал, в деревнях многие были за Вьетконг, а если и нет, то боялись мести красных, "вы уйдете, а мы останемся". Оттого мы быстро усвоили, что бегать по лесу, это самоубийство — и двигались очень осторожно, выбирая куда ступить. О каком преследовании убегающих партизан тогда вообще могла идти речь?