Сашенька лишь разинула ротик от такой прыти любимого. И мысленно обругала себя за несдержанность. «Да что же это такое? – подумала она. – Почему мы все в последнее время словно с цепи сорвались?»
Пока она медленно подходила к спутникам и присаживалась на скамейку, опасаясь смотреть в глаза Мирону, Брок уже немного пришел в себя. А юноша, тоже не глядя на Сашеньку, впрочем, как и на сыщика, буркнул, протирая запотевшие очки:
– И вовсе она не про войну!..
– Кто? – переспросил Брок, поднимая на парня все еще затуманенные глаза.
– Песня.
– Какая еще песня? Мне, должен тебе признаться, не до песен. Ослаб я что-то вдруг… Устал, наверное. Все тружусь, тружусь… А вам лишь бы песни-пляски танцевать!
– Папа, ты опять? – уперла в бока руки Сашенька. – Тебе одного обморока мало? Ну, чего ты и себя заводишь, и нас расстраиваешь? Взрослый, казалось бы, человек, а ведешь себя, как… трехмесячный поросенок, право слово!
– А чего он?.. – по-детски надул губы сыщик. – Мне, понимаешь ли, плохо, а он песни какие-то вспомнил!
– Во-первых, папочка, это Мирон тебя сейчас на себе тащил. А то валялся бы на дороге, как старый пьяница.
– Я не старый! – дернулся Брок.
– А я и не сказала, что ты, я сказала – «как». И не перебивай!.. Так вот, во-вторых, про песню это как раз ты разошелся. Война, воронье, глаза выклеванные… Ой!.. – зажала девушка рот ладошкой, испугавшись, что отцу вновь станет плохо.
Но тот, наоборот, похоже, начал соображать.
– Ах да! – вспомнил он. – Вот именно! Именно потому я и завелся, как ты выразилась, что вы стали высмеивать песню о войне.
– Олег Константинович!!! – взревел вдруг Мирон, потрясая кулаками в зимнее ясное небо. – Да какая война-то?! Песня же про любовь!
– К мясорубке? – прищурился Брок, иронично склонив голову. Последствия недавней слабости, похоже, покинули его окончательно.
– Да почему к мясорубке-то?.. Нет там ни слова о мясорубке. Я о струбцине говорил.
– Ну ка-а-ак же!.. Коне-е-ечно! – ехидно осклабился сыщик. – Как я мог так ошибиться – перепутал струбцину с мясорубкой!.. Ведь струбцина – известный, так сказать, символ любви!
– Папа, не ерничай, – одернула отца Сашенька. – Ты же знаешь, что в нашей игре слова имеют обратный смысл.
– Ах да, – опомнился Брок. Правда, непонятно было, чем именно являлось выражение раскаяния на его лице – рисовкой или же искренним его проявлением. – И что же в таком случае должно заменять в этой… гм… песне струбцину?
– Клин, – буркнул Мирон.
– Это который бывший Калинин? – удивился сыщик.
– В каком смысле? – поднял брови юноша. – Калинов мост, что ли? Над речкой Смородиной?