История o том, как Павликан Ирокезович Жмуль превратился в Пауля Эро
Из дома уходил ночью, наматывая на локоть — пусть будет, злые слезы — и, стараясь не смотреть в сторону родительского крыла.
Родительского...
Скрипнул зубами и слишком громко... В общем, слезы слишком громко по лицу размазал, а потом без зазрения совести перекинул за спину мешок, который почему-то назывался заплечным, и навсегда ушел из отчего дома.
Дом больше не был отчим. Нет, он не стал чужим, он стал другим, он изменился, подстраиваясь под нового хозяина и радуясь смеху старой хозяйки, а чужого и злого подростка он выдавливал из своих стен по капле, намекал скрипом половиц, сырым сквозняком из незакрытых на ночь окон, надоедливым сверчком, просверлившим своей маленькой скрипкой большую дырку в мозгу…
Павлик зачем-то вылез наружу через окно на кухне, проигнорировав дверь, и первым делом устремился к белевшему в темноте клену.
— Прости, — прошептал, дотронувшись кончиками пальцев до холодного камня. Слова не шли на язык, отказываясь произноситься. Хотел рассказать отцу о причинах своего побега, но не смог. Он даже себе признаться не мог, что новый мамин муж оказался слишком хорошим для того, чтобы его ненавидеть. И Павлик искренне опасался, что дрогнет под ироничным блеском все понимающих глаз и... и предаст память об отце, сблизившись с этим... эльфом!
Возможно, в глубине души парень не хотел переводить свое общее отношение к народу на этого конкретного представителя. Возможно, даже понимал, что он один из лучших. Как мама, как Аугуста Нель, как десятки других. Но слишком много было болезненных пинков и обидных слов, чтобы Павлик мог забыть об этом раз и навсегда.
Отцовские гены дали о себе знать однажды во время очередной детской драки и с тех пор уже больше не засыпали. Что-то он открывал для себя по наитию, что-то подсматривал у бабушки, но этого было мало. Так чертовски мало! А книги о том, как домовые пользуются своей магией, упорно молчали и не хотели ничего рассказывать. Признаваться же матери в том, что он еще меньше эльф, чем она думала, Павлик не хотел.
И тогда он решил стать великим путешественником. Да, именно так. Скитальцем, одиноким и отверженным, он будет бродить по обоим из миров, по крупицам собирая тайные знания и умения, и станет самым сильным из ныне живущих магов, или не магов, но... в общем, этот момент дo конца не был продуман в голове будущего путешественника, зато идеально был прорисован эпилог.
В брезентовом старом коричневом... нет, лучше темно-зеленом плаще, в шляпе с широкими, побитыми временем полями, он войдет под крышу отчего обветшалого дома, стряхнет с волос капли воды — почему-то за окном обязательно должен быть ливень, или, например, пурга — опустится перед все еще молодой и прекрасной мамой на колени и произнесет: