– Не могу в это поверить.
Я встал и отошел от него.
Альберт поднялся и последовал за мной. Когда я остановился, чтобы прислониться к дереву, он встал рядом.
– Там, где она сейчас, все может быть не так уж ужасно, – пытался он меня ободрить. – Она всегда старалась вести достойную жизнь, была хорошей женой и матерью, славным человеком. Ее положение, безусловно, не таково, как у тех, кто вел подлую жизнь. Все дело в том, что она потеряла веру и должна оставаться там, где пребывает сейчас, пока не придет ее время.
– Нет, – решительно произнес я.
Он не ответил. Почувствовав его замешательство, я взглянул на него.
Так он понял, что у меня на уме, и впервые за все время, пока мы были вместе, я заметил на его лице выражение смятения.
– Крис, это невозможно… – вымолвил он.
– Почему?
– Ну… прежде всего, я не верю, что это выполнимо, – сказал он. – Никогда не видел, чтобы это делалось, и не слышал, чтобы хоть один человек предпринял попытку.
Я похолодел от ужаса.
– Никогда?
– Не на этом уровне, – ответил он.
Я беспомощно взглянул на него. Но вскоре ко мне вновь вернулась решимость.
– Тогда я буду первым, – заявил я.
– Крис… – Альберт смотрел на меня с искренней тревогой. – Неужели не понимаешь? Она там с благой целью. Если ты будешь ей помогать, то исказишь цель…
– Я должен, Альберт, – с отчаянием произнес я. – Разве не понимаешь? Просто не могу ее там оставить на двадцать четыре года. Я должен ей помочь.
– Крис…
– Я должен ей помочь, – повторил я настойчиво. – Неужели кто-то попытается меня остановить?
Он проигнорировал мой вопрос.
– Крис, даже если ты ее найдешь, что, скорее всего, невозможно, она посмотрит на тебя и не узнает. Услышит твой голос и не вспомнит его. Твое присутствие будет для нее непостижимым. Она не только откажется принять твою помощь, но не станет даже слушать тебя.
Я спросил снова:
– Неужели кто-то попытается меня остановить?
– Дело не в этом, Крис. Ты не имеешь представления об опасностях в…
– Мне на-пле-вать! – прервал его я. – Я хочу ей помочь!
– Крис, ты ничего не сможешь сделать.
Я изо всех сил пытался держать себя в руках.
– Альберт, неужели нет ни малейшей возможности, поговорив с ней, что-то изменить? Что, если она сможет, хотя бы в малейшей степени, достичь понимания, и это сделает ее положение чуть более сносным?
Прежде чем ответить, он долго смотрел на меня в молчании, казавшемся бесконечным.
– Хотел бы я сказать «да», – молвил он, – но не могу.
Я почувствовал, что земля уходит у меня из-под ног. Но я решительно выпрямился.
– И все же я должен попытаться, – сказал я. – И я попытаюсь, Альберт. Меня не волнует, насколько это опасно.