А он орал на пределе связок своим медвежьим басом, во всю мочь; иногда пускал петуха, когда связок не хватало — и от этого становилось еще хуже, хотя, казалось, куда еще хуже… Он был зол на всех без исключения, готов убить любого, кто хотя бы посмеет вякнуть хоть что-то против. А они это чувствовали.
И — не вякнул никто. Еще на немного оттянулось начало ада, который ожидал их всех, уже близко, может быть — за следующим поворотом жизни, еще вчера катившей как поезд, по прямой. Жизнь сошла с рельс и завихляла, как крошащий в цементную крошку шпалы, лихорадочно трясущийся локомотив, заваливающийся под откос.
Но ведь когда-то это все должно было кончиться?
* * *
День прошел в блаженном ничегонеделании. Пришла с магазина Инга, голова в бинтах, объемистая сумка в неверной руке — Вадик и рад бы был ей помочь, хоть чем-нибудь, но она просто легла спать, отказавшись от помощи. Царапнула по краю сознания мысль, что впервые увидел здесь кого-то в бинтах, но не до того было. С сотрясением мозга реальность уже не кажется такой приятной штукой… Дождавшись, пока дыхание женщины выровняется, Вадик осторожно лег рядом, тихонько, чтобы не потревожить, обнял ее. Инга что-то неразборчиво произнесла, придвинулась к нему вплотную, положила свою ладонь — не смотря ни на что маленькую и нежную, поверх его пальцев. Вадик даже дыхание затаил — но Инга спала.
От нее пахло чем-то неопределимым, но настолько родным, что у Вадика даже в груди екнуло. Вместе. Честно, он этого совсем не ожидал, хотя и чувствовал что-то с той, первой ночи, когда они с Русланом сидели ошарашенные, забыв про дымящиеся сигареты и не замечая, что пепельные столбики падают на скатерть (он-то был ошарашен, а вот Руслан просто играл, ему бы актером быть, чувствовалось призвание). Инга в свете керосиновой лампы была такой…
Вадик осторожно устроился поудобнее, зарылся носом в струящиеся мягкой волной из под бинта волосы Инги. От них пахло летом, солнцем, полевым ветром… Наверное, в тот момент он впервые в жизни мог сказать, что счастлив.
Только неумолимо свербела где-то глубоко мысль — счастье могло длиться не день и не два, гораздо дольше, но он сам все испортил. И для этого не потребовалось многого, всего лишь исчезло напряжение на входном контуре странной установки, покрытой толстым слоем пыли и паутины — и вот ломаются на его глазах чужие жизни, захватывая по пути и его собственную. Вы в заднице, дорогой товарищ, с чем вас и поздравляю…
Вадик и сам не заметил, как сон принял его в свои теплые объятья. Перед тем, как окончательно утонуть в дреме, Вадик еще успел по-хозяйски окинуть внутренним взором повреждения дома и прикинуть, с чего лучше начать ремонт.