Ташкента в Тобольск, затем предпримет увлекательное путешествие по Иртышу… Он увидит все, что видел четверть века назад. Увидит глазами не военнопленного, а победителя. Он не сомневался:, что победителями будут немцы. Даже теперь, когда на ряде участков фронта гитлеровской армии пришлось попятиться, о-н верил в победу не меньше, чем в начале войны. И лишь одно опасение тревожило его. Война затягивалась, русские отчаянно сопротивлялись, их удары становились все ощутимее. Потери обеих сторон росли. Многие, еще очень многие не вернутся домой. Рядовые, офицеры и даже генералы. Больше всего он боялся попасть в их число. В те сравнительно редкие минуты, когда и над его жизнью нависала угроза, он, капитан Вольф, уже не мечтал о путешествиях по России. Тогда его неудержимо тянуло домой, в Германию. Потянуло его и сейчас, лишь только он успел сообразить, что точка, несущаяся навстречу машине,- советский самолет. Он мгновенно забыл о своей офицерской чести, о школе, о русском подпоручике. Он вплотную придвинулся к дверце, вцепился в ручку и ждал, когда у машины погаснет скорость. «Адмирал» еще катился, но Вольф толкнул дверцу и прыгнул. Александр Иванович видел, как он, пробежав по инерции несколько шагов, упал. Потом машина остановилась, и водитель, забыв заглушить мотор, тоже выскочил. В следующую секунду, со свистом рассекая воздух, над ними пронесся «ильюшин». Но он не стрелял. Он, наверное, и не собирался стрелять, потому что тотчас начал отваливать вправо и набирать высоту. Штурмовик пролетел два - три километра, и тогда стало ясно, что ему нужно зачем-то вернуться. И он, набрав высоту, пошел обратным курсом. Козлов проводил его взглядом до самого горизонта.
Первым поднялся с земли капитан. Он долго отряхивался от пыли и колючек, облепивших френч. Снимал по одной руками в перчатках и, кривя тонкие губы, кидал в сторону. Если бы не подоспел на помощь водитель, это занятие отняло бы у него слишком много времени. А может быть, Вольф не торопился сознательно. Ему, конечно, не совсем удобно было перед русским. Хотя тот и моложе, и нервы у него покрепче, а все-таки неудобно. Да и спешить туда, куда направился этот ужасный самолет, у него не было никакого желания.
Разговор, прерванный дорожным происшествием. возобновился нескоро. Вольф устроился на переднем сиденье и первое время угрюмо молчал. В душе он, конечно, злился не только на летчика, доставившего ему несколько неприятных минут, но и на его соотечественника. На Козлова он злился и потому, что тот был тоже русский, и еще потому, что он, хотя и помимо своей воли, стал очевидцем излишней осторожности, если не трусости, немецкого офицера.