Хотя у меня больше не было ни официальной должности, ни зарплаты в больнице «Бет Абрахам», я продолжал регулярно туда ходить. Я установил со своими пациентами слишком тесный контакт, чтобы его можно было разорвать. Одновременно я начал посещать больных в других лечебных учреждениях, главным образом домах престарелых по всему Нью-Йорку, от Статен-Айленда до Бруклина и Куинса. Я стал, так сказать, неврологом-перипатетиком[50].
В этих местах, именуемых обобщенно «усадьбами», я стал свидетелем полной беспомощности человека перед высокомерием врачей и медицинскими технологиями. В некоторых случаях нерадивость персонала была явно намеренной и даже преступной – пациенты часами оставались без внимания врачей и сестер, а иногда и подвергались физическому или нравственному насилию. В одной «усадьбе» я нашел пациента со сломанным бедром, на которого персонал не обращал никакого внимания и который, мучаясь страшными болями, несколько часов пролежал в луже мочи. Я работал и в других домах престарелых – там не было небрежности в отношении пациентов, но с ними проводили только медицинские мероприятия – и все. То, что людям, попавшим в дом престарелых, помимо врачебных процедур нужно было кое-что еще, а именно уважение их человеческого достоинства, признание за ними права личности, либо игнорировалось, либо уходило на второй, а то и на третий план; «забота» же была исключительно механической и медицинской.
Эти дома престарелых были так же ужасны, как и палата № 23, а может быть, еще и ужаснее, потому что в них я очень скоро стал подозревать некую модель будущего развития медицины.
Полную противоположность «усадьбам» я нашел в домах, где все дела вела организация «Младшие сестры бедных».
Впервые я услышал о «Сестрах», когда был мальчиком: мои родители консультировали в принадлежащих им домах в Лондоне – отец как врач общей практики, мать как хирург-консультант. Кроме того, тетя Ленни время от времени напоминала мне:
– Если со мною случится удар, Оливер, отправь меня к «Младшим сестрам» – у них лучший в мире уход.
В домах «Сестер» царит жизнь, полная, осмысленная жизнь – насколько позволяют ограничения, налагаемые на пациентов болезнями и возрастом. Некоторые лежат здесь после удара, у других – деменция или паркинсонизм, а многие страдают от различных физических недугов (рак, эмфизема, сердечные заболевания). Есть слепые, глухие, а есть и такие, кто при отменном здоровье оказался совершенно одиноким и заброшенным, без всяких связей с окружающими и теплоты человеческих отношений.
Кроме ухода, «Младшие сестры» предоставляют и различные виды терапии – физиотерапию, трудотерапию, логопедию, музыкальную терапию и, если это необходимо, психотерапию. Больному также могут предложить советчика и наставника в житейских и духовных вопросах. В дополнение к терапии (с не меньшим тем не менее терапевтическим эффектом) больным дают возможность активно заниматься (и это не выдуманные, а реальные и интересные занятия) – приготовлением пищи и садоводством. У многих из пациентов есть свои специальные роли и функции – от помощи в прачечной до игры на органе в больничной часовне. А у некоторых есть питомцы, о которых они заботятся. Практикуются походы в музеи, театры, на стадионы и в парки. Те из пациентов, у которых есть семьи, по выходным отправляются к ним на ланч, а по праздникам – в гости. В некоторые дома из расположенных поблизости школ регулярно приходят дети, которые совершенно естественно общаются с людьми, старше их лет на семьдесят, а иногда между ними устанавливаются отношения, основанные на взаимной привязанности. Религия играет важную роль, но участие в религиозной жизни не является обязательным; нет здесь общих нудных проповедей, никакого религиозного давления. Не все пациенты верят в Бога, хотя сами «Сестры» очень религиозны, да и трудно себе представить, чтобы столь высокий уровень заботы и ухода за больными обеспечивали в данных условиях равнодушные к религии люди