Приказав своим казакам: «Шашки наголо!», Громбчевский сказал Янгхасбенду сердечное «прощай!», высказав надежду, что однажды они встретятся снова: если будет мир — в Санкт-Петербурге, если война — на границе. «Он добавил, — вспоминал Янгхасбенд, — что в любом случае я могу рассчитывать на горячий прием».
В то время как его британский соперник продолжал исследовать регион перед встречей с правителем Хунзы, Громбчевский со своими казаками двинулся на юг к Ладаку и Кашмиру. Он надеялся получить от британского резидента, который ведал подобными вопросами, разрешение там перезимовать. Янгхасбенд предупредил, что британцы никогда не позволят войти в Ладак российскому офицеру в полной форме и конвою из семи вооруженных казаков. Но это не остановило Громбчевского, который сам привык выбирать свой путь. Однако, несмотря на то что оба расстались весьма расположенными друг к другу, Янгхасбенд, будучи офицером британской колониальной армии, ради обеспечения интересов своей империи считал возможным не останавливаться ни перед чем.
В результате на следующий же день, 11 октября 1889 года, британский офицер посоветовал киргизам показать Громбчевскому «прямой путь» из Шахидулы в Полу, таким образом направив своего «приятеля» по «пути, не имеющему никакого значения, ведущему из никуда в никуда через очень высокие плато и горы, лишенные травы и топлива». На этом пути «в зимнее время ему придется испытать крайние трудности и потери». Это путешествие и в самом деле едва не привело Громбчевского к гибели. Отряд потерял всех своих лошадей и поклажу, а обмороженные и голодные казаки так ослабели, что даже не могли нести винтовки. Им посчастливилось вернуться в Шахидулу живыми, но, как говорили, даже через несколько месяцев Громбчевский все еще ходил на костылях. Сам Громбчевский обвинял в своих неудачах англичан, не давших ему разрешения пройти в Ладак, ничуть не подозревая предательства коллеги.
И вот теперь этот самый Янгхасбенд был послан на Памир наблюдать за действиями русских, где 13 августа 1891 года в пустынной лощине высоко в горах Памира он и встретил, якобы совершенно случайно, другого нашего замечательного игрока — полковника Михаила Ефремовича Ионова.
«Когда я выглянул из палатки, — писал впоследствии Янгхасбенд, — то увидел примерно двадцать казаков с шестью офицерами, которые везли с собой российский флаг». Помимо вновь прибывших и его собственного небольшого отряда, в этом безлюдном месте, расположенном в двухстах километрах к югу от находящейся, по британским представлениям, российской границы и известном местным кочевникам как Боза-и-Гумбез (Могила Бозы, по утверждению местных киргизов — кокандского сборщика податей), никого не было, и англичане подговаривали афганцев занять эти места. Янгхасбенд сразу же послал одного из сопровождавших туда, где в километре от него русские разбили свой лагерь, и пригласил офицеров на завтрак. Те не раздумывая приняли приглашение, поскольку явно хотели узнать цель его прибытия сюда. Вскоре несколько офицеров во главе с усталым полковником Ионовым, кавалером ордена Св. Георгия, подъехали верхами к лагерю Янгхасбенда. Полковник еще издалека приметил красные мундиры; оказалось, что это гуркхи из конвоя Янгхасбенда. Конвой состоял из восемнадцати человек.