Санкт-петербургские же газеты со своей стороны, стараясь оправдать хивинскую авантюру, укоряли иностранную прессу за ее позицию и обвиняли издателей в лицемерии. Пресса писала, что англичане оккупировали всю Индию, большую часть Бирмы, мыс Доброй Надежды, Гибралтар, Мальту, а теперь и Афганистан на гораздо меньших основаниях, что французы аннексировали весь Алжир под сомнительным предлогом оскорбления французского консула его мусульманским правителем. «Вина алжирского бея совершенно незначительна по сравнению с виной хивинских ханов. В течение многих лет они испытывали терпение России своим предательством, оскорбительными поступками, грабежами и содержанием в неволе и рабстве тысяч подданных русского царя», — утверждал официальный отчет о походе в Хиву. Относительно же неудачи самого похода авторы отчета выражали надежду, что он, в конце концов, продемонстрирует всему миру «всю трудность идеи завоевания этого региона» и раз и навсегда положит конец «превратным толкованиям» русской политики на Востоке.
Однако никто не хочет видеть того, чего видеть не хочет.
К тому времени взаимные подозрения и непонимание зашли уже слишком далеко. Относительно же этого похода лишь немногие в Индии и Великобритании готовы были согласиться, что к такому опрометчивому шагу Санкт-Петербург в значительной степени подтолкнуло вторжение Великобритании в Афганистан. Антирусская пропаганда была в полном разгаре. Британские путешественники, возвращавшиеся из России, утверждали, что Николай I совершенно явно стремится к мировому господству. Роберт Бреммер в опубликованной в 1839 году книге «Путешествия в глубь России» открыто предупреждал, что царь лишь выжидает подходящего момента для удара. «Можно даже не сомневаться в том, что он сделает это, едва только удастся прибрать к рукам Польшу, победить черкесов и успокоить раздоры внутри страны», — заявлял он. Другой британский корреспондент, Томас Райке, в 1839 году тоже стремился привлечь внимание к угрозе быстро растущей военной и политической мощи России и даже предсказывал скорую войну между Россией и Британией.
Никакого отпора подобным взглядам в Британии не давалось. Известный французский путешественник маркиз де Кюстин, посетивший Россию в том же злосчастном 1839 году, вернулся с аналогичными предчувствиями относительно намерений Санкт-Петербурга.
В своей книге «Россия в 1839 году», которую еще и сегодня цитируют на Западе, он писал: «Честолюбие неудержимое, безграничное, такое честолюбие, какое может зародиться только в душе угнетенного и питаться только несчастием целой нации, бродит в сердце русского народа. Эта нация, по существу завоевательная, жадная вследствие лишений, заранее искупает унизительным подчинением на родине надежду на тираническое господство над чужими…