Согласно кивая головой, Кошкин спиной попятился к двери. Хотел было пригласить изгнанных войти, но вспомнил о жвачке, закрывавшей проем замочной скважины, и пару минут тщательно очищал проём от липкого месива. Мышка с иронией наблюдала за молодым служакой: именно таким она и представляла себе типичного "низового" сотрудника органов: наверняка, еще и живёт в жениной квартире, свою-то в столице не скоро дадут! А теперь, с учетом надвигающихся перемен, могут и совсем не дать, если только не совершит Кошкин нечто выдающееся или героическое… вот жизнь!… может, живи этот Кошкин в другой стране, получай он зарплату, удовлетворяющую всем потребностям, — он и не подумал бы "брать" ничего и ни от кого? Может?
— Заходите! — Кошкин распахнул дверь, и в нее слишком быстро ломанулись стоявшие за дверью сержант и курсант. Чуму они просто впихнули в дверь, словно мягкую игрушку: надоело им его "конвоировать" за здорово живешь, когда так интересно было бы ухо или глаз к замку приложить… Впрочем, Скобеев разок попытался, но увидел только нечто белое, и Сырцов тут же встрял с замечаниями. Все ему нужно, этому малолетке!
— Простите великодушно за задержание, молодой человек! — Кошкин даже пританцовывал на месте от возбуждения, а сам думал: это как же "королевна" будет Сырцову объяснять, что к чему? Здорово она самого Кошкина от объяснений освободить решила… — Вы свободны! Не держите зла! Перестарались мои подчиненные в своей бдительности на благо великого Советского государства…
— Да ладно, чего уж там… — Чума был лишен, похоже, всякой мстительности. Или просто мечтал оказаться отсюда подальше, — и поскорее. — Нам можно уходить? Тогда я забираю сумку! — И он решительно ухватил за ручку Мышкину сумку на колёсиках, порываясь как можно скорее уйти отсюда.
— Подожди, мой милый! — Мышка продолжала играть из себя "сладкую девочку". — Сейчас пойдём… А пока мне нужно с этим "мальчиком" парой слов перекинуться… — И она невежливо указала пальцем на Сырцова. — На минуту… Выйдем! Товарищ лейтенант, подтвердите обязательность сего!
Лейтенант кивком подтвердил практиканту, что тот должен следовать за девушкой. Курсант и странная девица вышли в коридор буквально на одну минуту, но, когда Сырцов возвратился, у него горели уши и щеки, словно он перегрелся на солнце в середине июля. Лейтенант даже внимания должного не обратил на уход странной парочки, хотя очень желал расшаркаться перед Мышкой, — так он был удивлен нетипичным поведением Сырцова. Тот уселся на стул, как током ударенный, глядя перед собой в пространство. Явно он не готов был к откровенности с начальством: нужно было переждать чуток. Тогда Кошкин подозвал к себе Скобеева и, на ухо, тихо, как шелест травы, повелел: