— По одному ползти за мной к лесу! — подаю команду.
Ползли минут сорок — пятьдесят. На опушке поднялись и бегом бросились в лес. Долго искали главные силы отряда. И без результата. Видимо, товарищи, считая нас погибшими, ушли, хотя это ни в коей степени не оправдывало их.
Только теперь я осознал глубину своей ошибки. Разве имел право командир дивизии превращаться в командира разведывательной группы? В результате отряд остался без руководства.
Успокаивало одно, что отряд должен следовать по намеченному маршруту. И мы сможем его догнать.
Надеясь на это, группа, которая перестала быть разведывательной, энергично двинулась вперед по намеченному маршруту.
Уже рассветало. Идти дальше было опасно. Мы вошли в перелесок севернее станции Угра и расположились на отдых. Отдых был относительный, так как все промокли от ползания по влажному снегу, дрожали от холода, а костра нельзя было разжечь — не найти сухих дров, да и боялись, как бы немцы не заметили дым.
Итак, итог малоутешительный. Пробиться мы пробились, но с потерями. А самым неприятным было то, что мы оторвались от главных сил отряда и с каждым часом гасла надежда на соединение с ним. Настроение у всех препаршивое, а у меня просто ужасное. К счастью, я не знал тогда, что отряд все-таки распался на мелкие группы — сказались вредные разговоры, которые мы так, видимо, и не смогли пресечь. В этом я тоже виню себя: не применил решительных мер к тем, кто агитировал за распад отряда на мелкие группы.
И не знали мы тогда, что эти группы стихийно двинулись по кратчайшим направлениям к линии фронта. Некоторые из них прорвались в районе Наро-Фоминска, а некоторые совсем не вышли к своим. Кое-кто влился в партизанские отряды, кое-кто осел в деревнях, дожидаясь прихода советских войск, а некоторые просто оказались в плену.
На каждом шагу попадались немецкие листовки. В них писалось, что немецкие войска захватили Москву, что японцы выходят к Уралу. Всем солдатам, офицерам и генералам Красной Армии, оказавшимся в окружении, предлагалось выходить из лесов, сдавать оружие и идти в плен. Добровольно сдавшимся обещалась работа и хорошая жизнь до конца войны. Остальных ждал расстрел на месте.
Мы не верили фашистским бредням. И все же не раз охватывало отчаяние. Больше всего пугала перспектива попасть в плен. Но мысль, что люди мне верят, идут за мной, удерживала от малодушного поступка, заставляла держать себя в руках, придавала новые силы для борьбы.
Ночью выбрались из леса и тронулись на юго-восток. Подошли к деревне. В некоторых домах горел свет. Осторожно подкрались к крайнему дому. Засели и стали ждать. Вот открылась дверь, и во двор вышла женщина.