— Пойдем? — предложила она.
— Сейчас, — ответил я и показал на сигарету, мол, еще не докурил.
— Пойдем! — уже не предложила, а приказала она, в шутку, конечно, и взяла меня за руку, чтобы стащить с подоконника. Я спрыгнул вниз, бросил ненужную сигарету и притянул Таню к себе за эту маленькую доверчивую ее ручку. Все случилось просто, как будто и должно было так быть. С ней всё всегда было просто и естественно. Я обнял ее. Какой-то миг она смотрела на меня удивленными кокетливыми глазами, и, честное слово, не помню, кто из нас первый потянулся к другому с поцелуем.
С дня рождения мы ушли вместе…
Помню, была та заключительная пора осени, совсем не романтичная, когда листья уже облетели и лежали бурыми неубранными кучами, темнело рано, и все ожидало снега. С ним бы и светлей было и праздничней. В такую погоду мы и гуляли с ней, забыв о слякоти и промозглости. Мы исколесили весь ее район новостроек, месили ногами осеннюю грязь, разговаривали, редко, особенно я, и целовались на шквальном ветру.
Так было не один день и продолжалось до первого снега. А потом с переменой погоды изменилось и настроение у Тани. Ей сразу почему-то стало не хватать времени, и какая-то неизвестная мне ранее отчужденность появилась в ее голосе, искаженном телефоном. Я ей просто надоел, но тогда не мог этого понять и думал, что ей действительно некогда. У меня же времени было достаточно, и я торчал у ее подъезда. Выйдет она из дома, пойдет в магазин или еще куда-нибудь — я с ней. «Но только до метро, — говорила она или: — только до того угла». И я соглашался, а когда мы доходили вместе до этого самого угла, она всегда следила, чтобы я уходил обратно, и долго стояла — ждала, когда скроюсь из виду. Что мне было делать? Шел к ее подъезду и ждал снова. Там, на детской площадке был такой удобный грибок со скамеечкой, там я и сидел, дрожал от холода и грыз ногти от ревности. А поводов для нее было достаточно.
Частенько она возвращалась домой не одна, а в сопровождении мужчин. Обычно это были или один в дубленке и нутриевой шапке, или другой на «Жигулях». Я оставался в своем укрытии, но, конечно, Таня видела меня. Радовало только то, что они, как и я, не попадали к ней домой — прощались у подъезда, целовались, но тоже не так, как со мной, а мимоходом, вскользь — и Таня исчезала за дверью. Бывало, она возвращалась одна, и тогда я бежал к ней, но вскоре, как и те мужчины, оставался один перед дверью подъезда.
Один раз я вытерпел ее мужчин, другой, третий, но долго ли это могло продолжаться? Собравшись с духом, я вышел как-то из своего укрытия, когда Таня возвратилась домой с тем, что был на «Жигулях». Увидев мое воинственное приближение, она демонстративно, так чтобы я видел, закатила глаза и вздохнула: