Только Лия хотела сказать, что речь вообще не о том, как Громова тут же вновь растворилась на границе света и тени.
― Магия какая-то, ― весело пробурчала Лия, отпивая горячий, приятно обволакивающий язык яблочно-винным вкусом глинтвейн.
― Я же говорил, ― в глазах Ильинского плясали крохотные отсветы костра, ― что геологи не люди.
― Но не настолько ведь, ― возразила Лия. ― Пойдёмте? ― она мотнула головой в сторону тропинки в лагерь.
― Пойдём, ― легко согласился Вадим Борисович.
Неожиданно к ним из темноты вышел Горский, уже успевший принять значительную дозу геологической водки. По его походке, а так же тому, как сильно он наклонился вперёд, было понятно, что скоро он свалится в костёр. Заметив Ильинского и Лию, дядя Паша кивнул каким-то своим мыслям и, подойдя ближе и дыхнув на Лию запахом лука и спирта, произнёс:
— Ты, Вадим Борисыч, Лильку-то не обижай. — Горский качнулся сильней. — Палкой убью!
― Дядька, привет! ― из сполохов света за спиной Горского буквально соткались Громова. ― Как сам? ― она ловко подхватила норовившего поцеловать её дядю Пашу под руку и увела, почти уволокла в сторону костра.
Маргарита Алексеевна на мгновение обернулась, словно желая проверить, всё ли хорошо, подмигнула Лии.
Когда они уходили в мягкую ночную тьму от ярких огней костра, Лия услышала, как Маргарита Алексеевна, перебрав струны гитары, запела песню, от звуков которой сердце радостно подпрыгнуло:
— Она сказала: «Я люблю твое золото, твои глаза и размах твоих крыльев, если что-то случится с тобой, кто скажет, каким ты был?»
— Она хорошо поёт, — словно прочитав мысли Лии, произнёс Ильинский, неловко засовывая руки в карманы широких тёмно-зелёных камуфляжных штанов — словно не знал, куда их девать. — И репертуар у неё почти не меняется.
— Вы давно знакомы? — на вид Маргарите Алексеевне было около сорока.
— Давненько. Тогда в университете ещё работал мой тёзка — Вадим Ильин. У них был роман, — ответил на непроизнесённый вопрос Ильинский.
— И куда он делся потом? — Лия смутно припомнила, что, кажется, что-то слышала об этом человеке, но видеть — не видела.
— Понятия не имею, — пожал плечами Вадим Борисович. — Кажется, работает где-то егерем. А, может, и нет. Громова утверждала, что он — леший, — Ильинский усмехнулся в подстриженную бороду и поднял руку, по привычке желая пригладить её.
— Тогда она — птица Сирин, — улыбнулась Лия. — Даже яблоки с собой принесла.[10]
— Скажи ещё, что она специально прилетела из Ирия[11], чтобы спеть нам сегодня, — усмехнулся Ильинский. — Хотя для Яблоневого Спаса