— Большой у вас путь. Чем у себя можем быть вам полезны?
— Хочу получить у вас первые, самые беглые впечатления. Иркутяне как бы на водоразделе сидят. Одним оком озирают Сибирь, а другим — Дальний Восток.
— Это точно. Всю Россию озираем, — улыбнулся секретарь.
— Я хочу побывать на местном заводе драг — с дальневосточным золотом мне придется столкнуться. С аграрниками вашими побеседовать, с академиками — какие они готовят для Дальнего Востока сорта зерновых. Ну и, если успею, в управление железной дороги. Договориться, чтоб завтра меня посадили в электровоз, в кабину. Я бы с машинистом по Транссибирской кусочек проехал…
— Хорошо, мы позвоним, — сказал секретарь, записывая на листке блестящей маленькой ручкой. — Что еще?
Я подымался, благодаря и прощаясь. Пожимал мягкую, полную руку секретаря. А он, еще улыбаясь, тянулся к кнопке звонка, уже обо мне забывая, включаясь в прерванную цепь забот, пленумов, бюро и активов.
Драга в синеватых отсветах сварки, глазастая, живая, огромная, уходящая под туманные своды цехового пролета. Со стальными губами ковшей. Похожая на стенобитную, готовую к бою машину. Предназначенная для страшной таранной работы в ледовых, каменных толщах, среди диких холодных рек. Я глядел на нее, чувствуя всю громоздкую силу ее механизмов и ее обреченность погибнуть, истереться о волны, дожди и снега. О крохотные золотые песчинки, которые предстоит ей весь свой век отделять от гор и потоков.
— Землееды наши ползают по всему Дальнему Востоку, до Колымы, до Чукотки! — говорил мне немолодой инженер со следами ран на лице. — Не знаю, правда, но будто на Западе этих драг, как секретного оружия, боятся. Они говорят: у России самое дешевое золото. Мол, если мы его на рынок бросим, все их «Общие рынки» взлетят вверх тормашками! Хотел бы я посмотреть!
— Вы тут в Сибири на золоте спите, едите.
— Ага, прямо коронками его добываем! — засмеялся он, обнажая золотые зубы.
Он двигался оживленно, маленький, жилистый, с желтым блеском во рту, будто набил за щеки всю дневную добычу прииска. Замахивался на драгу беспалой ладонью, как дрессировщик — весь в рубцах и укусах. И казалось: посмеявшись со мной, он цепко и ловко вскочит на драгу, укроясь в ее зрачке или ухе. И по слову его она колыхнется, проломит бронированным лбом хрупкие стены цеха и пойдет колыхаться через Сибирь.
В институте растениеводства усатый, похожий на запорожца академик вручил мне визитную карточку с перечислением своих титулов на трех языках и повлек смотреть фитотрон.
Под немеркнувшим сиянием, в душном, влажном тепле колосились злаки, день и ночь набирая силу. Здесь шло рождение нового сорта.