— А он симпатичный мужчина. Он, говорят, был до завмага военным. Майором, кажется. Интересный, видный собой мужчина!
— У него вторая семья! Они тихо смеялись.
Веки мои закрыты, под ними живое и розовое. Будто мягкая почка цветка, сжатый бутон дикой розы. И она разрастается, наполняется соками, силой. Я чувствую, как она набухает всеми скрытыми в ней лепестками. Мое дыхание вызывает в ней рост, движение. И легчайший взрыв, когда лопается у почки покров и жаркие лепестки вдруг выходят наружу. Растут, раскрываясь, наполняя меня до краев, и дальше, и нет ничего, а только огромная огненно-красная розетка цветка, и она опадает и гаснет, и только слабые искры, и тьма.
Машина прошла за окном. Зеркало вспыхнуло.
Ревизоры у окна говорили:
— Вообще я в командировках люблю бывать. Только чтоб недолго. В прошлом году с Анной Григорьевной ездили проверять фонды на сдачу объектов. И там один прораб, такой видный собой, плечистый, холостой, с женой, говорит, развелся, приглашал меня. «Поедемте, — говорит, — я вам озеро покажу. В ясную погоду вода в нем прозрачная-прозрачная, даже видны на дне обломки корабля какого-то». А я ему говорю: «Возьмем с собой Анну Григорьевну, тогда поеду». А он мне: «Да она, — говорит, — старая и следит за вами, как зверь». — «А, ну вот! — говорю. — А одна не поеду!»
И опять они засмеялись.
— А меня Николай рубашку просил купить с «молнией». Там у нас не было. А тут, смотрю, есть. Я взяла ему. Не знаю, хорошо, нет, ему по размеру.
— Ну, уж спать, наверное, пора? Холодно что-то стало.
И они отошли, звякнув окном. Голоса их замерли в глубине.
Гудя мотором, промчался по улице грузовик. Дерево у гостиницы кинуло в комнату рогатую тень, распушило ее тончайшей сетью.
Я очнулся от того, что она тихо вздрагивала в темноте. Наклонился к ней… Глаза ее были мокрые. Щеки мокрые. Она плакала.
— Вы что? Вы что? — испугался я. — Отчего?
— Мне жаль, — отвечала она. — Жаль…
— Кого?
— Всех… Деда, отца… Мать, бабку… Были молодые и умерли… А мы, а мы?
— Милая вы моя! Вам сон приснился? — удивился я, стараясь ее успокоить.
— Вы утку вчера убили, а я подумала: может, это дед вылетел на меня посмотреть?
— Ну что вы, что вы! Вы устали. Я сейчас пойду к себе. Утром все будет иначе. Утром все переменится. Дайте я вам вытру глаза.
Она всхлипывала, дышала мне на руки. Я гладил ей волосы, чувствуя, как она затихает.
— А ваша бабушка, отец, мама?.. Расскажите о них.
— Когда деда убили, бабушка уже была беременна мамой. Она родила и больше не вышла замуж. Она умерла очень скоро. У меня дома ее платье малиновое, в оборках. Иногда надену и ношу. Кажется, будто это не я, а она.