Я чуть на ровном месте не упала от такой мысли.
Ужин в обществе этих дам прошёл спокойно. Я ушла последний и всё-таки увидела слезы леди Мёртв.
— Прости его, Олли, — просила она, вытирая щеки платком. — Мне очень жаль, что всё так вышло. Я так ждала вашей свадьбы, внуков, и Вильям тебя так любит, а теперь…
— Успокойтесь, леди Мёртв, — наставительным тоном попросила её, хотя сама сейчас пореветь не прочь.
— Прости его, Олли, — снова повторила она. — Прости.
Я открыла портал и вернулась в свой дом. Мама и брат ужинали в столовой. Дворецкий кивнул головой мне в холле.
— Принести вам ужин в комнату? — спросил Альбер.
— Нет, благодарю.
— Может быть чай и десерт? — продолжил свои попытки мужчина.
— Всё пытаетесь меня откормить, Альбер? — шутливо спросила я.
Он скромно улыбнулся.
— Несите ваш десерт, — сказала ему на лестнице.
Альбер поклонился и ушёл на кухню.
Я поднялась к себе в комнату, распустила волосы, сняла обувь.
Думала, что буду плакать, но слез не было. Была горечь от обиды, была и злость, неверие, грусть, а ещё обреченность. Всё в комнате напоминала о Вильяме. Вот только вчера он сидел за этим столиком, а потом всю ночь спал в моей кровати, говорил, что любит… а потом ушел к ней?
Одна часть меня кричала и вопила, что тут что-то не чисто! А другая… это было сомнение. Ведь он где-то пропадал целую неделю, хотя и был в городе. Но если у него отношения с принцессой, зачем тогда сделал предложение мне? Зачем остался на ночь?
Я посмотрела на кольцо.
Или он всё же меня любит, но… достала письмо, перечитала… изменились политические планы?
Ох, Вилли!
Зашел Альбер с подносом, поставил его на стол, сгрузил содержимое.
— Приятного аппетита, миледи, — сказал он, поклонился.
— Спасибо, принеси мне тарелки, — попросила его.
— Тарелки? — удивился он.
— Да, тарелки не из сервиза, а какие-нибудь глиняные, уродливые. У нас же есть такие тарелки?
— Есть, — подтвердил слуга. — Сейчас принесу.
Я нервно сжимала и разжимала кулаки, ходя туда-сюда по комнате. На меня то накатывал гнев, то тупое чувство моральной слабости, а затем снова злость. На себя, за то, что нюню распустила, на Вильяма — мог бы и предупредить, хоть бы словом или жестом намекнул на подобный исход событий! Злость на Императора, злость на придворных, которые с радостью разносили сейчас слухи по всему городу!
Зашла мама, в руках у неё было письмо.
— Ты как? — был первым её вопрос.
— Злая! — ответила честно.
— От Императора. — показала она письмо.
— И что пишет? Наверное, радуется, что зятя у тебя отбил!
— Если бы, — ответила мама и присела на кресло. — Он весьма удивлен сложившейся ситуацией. Да и я, честно говоря, немного в шоке. Это совсем не похоже на Вильяма.