— Кем? — Леда выронила на траву вторую кроссовку и остолбенела.
Михей оперся обеими ручищами о свою клюку, хмуро улыбнулся:
— Сказывают, что в Гнездовье всякий люд живет, кто по доброй воле, а кого Годар из похода привел, сам полонил или данью отдали.
— И девушек тоже?
— Так мужику ведь без бабы никак! А Годар при том еще не простой воин, а Змеиный князь, ему ли не иметь при себе усладу.
— Так что же не женится? Или с гаремом веселее?
— По себе, видно еще не нашел, так же как и я мается, небось. Может, где и моя милая бродит, о другом вздыхает, встретимся ли на этом свете…
— Ох, что-то мне все это не очень нравится, Михей. Боязно как-то идти.
Леда сидела на высокой кочке, связывая вместе шнурки кроссовок, да вдруг заметила, как ползут по босой ступне толстопузые рыжие муравьи. Пришлось махом вскочить, да бежать к Медведю, а тот только щурится и смеется, оглаживая бородку:
— А, не ходи, коли боишься. Давай, я тебя в свои хоромы отведу, у меня поживешь, может, и привыкнешь.
Леда задумалась не на шутку. Все еще брезжила в душе слабенькая надежда, что ночь промелькнет, и проснется Михайлова на родной постельке в своей городской квартире. А, ну, как нет, что тогда делать, куда ей податься?
— Я, Михей Потапыч, вам благодарна очень, я ваше приглашение даже принимаю, только сперва в Гнездовье наведаюсь. Раз, говорите, самого грозного Хозяина дома нет, с братцем его поговорю или с сестрой, если они люди хорошие, должны меня понять. Может и уговорят потом того… этого, который умеет летать, вообщем, чтобы он меня отвез в это Лунное место.
— Добро! А откуда знаешь, что я — Потапыч? Неужто, мать проговорилась часом, она имя мое обычно от людей таит.
— Догадлива я бываю не в меру, уж простите, если что не так.
— Живина простит…
Теперь Леда шагала босиком по извилистой тропке, а что? Медведь вон тоже босой, а на второй ноге чуть ниже колена — култышка деревянная. Жалко его, видно, думали люди, что на настоящего медведя капкан ставят, а тут человек хороший пострадал. В том, что Михей — парень хороший, девушка ничуть не сомневалась. Надо бы еще с ним поговорить:
— Михей Потапыч, а сколько вам лет, если не секрет?
Мужчина резко повернулся и так сурово на Леду глянул, что у той душа в пятки ушла.
— Брось по батюшке звать, я еще не старик! Мать меня птичьим молоком вспоила, да на семи зорях росами с наговором умывала, такие как я по триста лет живут, не старея, а мне всего-то сороковой год пошел. Так-то, держи язык за зубами, болтлива не в меру. Муж строгий попадется, будет плеткой учить, не понравится!