— Я твой ковен в рыло драл, так им и передай. А если в причинном месте засвербит, знаешь где меня отыскать, — Рух ощерил пасть, поудобней перехватил мальчишку и больше уже не останавливался.
Солнце садилось, причудливые тени легли на лесную тропу. Пахло приближающейся грозой. Филиппка прижался, сильно-пресильно стиснул шею и шепнул на ухо:
— А Заступой-то я больше быть не хочу.
— И правильно! — поддержал Рух. — Грязное это дело и всей благодарности — осиновый кол. Но ты подумай, может давай, укушу.
— Не надо, — Филиппка шмыгнул носом. — Как же я без мамки теперь?
— Что-нибудь придумаем. Я тебя к Устинье определю.
— Ведьма которая? — всхлипнул Филиппка. — Батька грил на костре ее надобно сжечь.
— Ты при ней такое почаще говори, — предупредил Рух. — Она тебя из благодарности в поросенка оборотит, станешь подхрюнькивать. Хорошая она, хоть и строгая, научит людей и скотину лечить, всякую хворь отгонять. Сестра твоя сводная дарила смерть, ты будешь дарить жизнь. Станешь настоящим человеком, как Богом заведено, не всякой срани бесполезной чета. А спустя много лет, уложив в постель жену и детей, выйдешь на крыльцо в летнюю темноту и, прислушавшись к тишине мирно спящего села, знай: Заступа рядом, Заступа не дремлет, серебром и кровью замаливая грехи на страже мертвых, во имя живых.