— В селе ребеночка подменили, знаешь о том? — Бучила искренне обрадовался смене неприятной беседы. Если с Кохтусом дальше о людях и старых временах разговаривать, плохо все кончится. Плавали — знаем. Упрям леший и злопамятен жуть.
— То не наши, — чересчур быстро отозвался лешак. Словно вопроса этого ждал. — Я уговоров не нарушаю. Чем хочешь клянусь. Дитем вот.
— У тебя их не один десяток, поди, — ухмыльнулся Бучила. — Одним больше, одним меньше. Бором, лесным богом клянись.
— Умный, да? Бором клянусь, — проскрипел Кохтус с явной неохотой. — Не брали человечье дите.
— Верю, — смежил веки Бучила. — А кто тогда брал?
— Я почем знаю? — удивился Кохтус.
— Ну мало-ли, — в голосе лешего Бучила безошибочно распознал скрытую ложь. А кроме лжи затаенный, тревожный, мучительный страх. — Падаль какая — то завелась, верно из пришлых. Законы для твари не писаны — лезет в мое село, убивает домовых, крадет детей. Дальше что, черную смерть призовет? Покамест затаился где-то и ждет. Если укрываешь на лесных погостах кого, я ведь опосля приду и спрошу.
— Нету у меня никого, — Кохтус уставил белые, ничего не выражающие глаза. — Нету и все.
Лешонок мерзко скалился, выглядывая из — за старшего и показывая мелкие, желтые зубы.
Рух глянул внимательно. Знает коряга старая, знает, а сказать не скажет, напуган до чертиков. Страшно подумать, кто может напугать лешака кроме любимой жены. Давить бесполезно, только еще больше закроется.
Кохтус молчал, глядя куда-то поверх упыря. Лешонок сдавленно шипя, устроился гадить прямиком на тропе. Вот дитя леса, ни совести ни стыда. Ждать окончания просрачки смысла Рух не нашел.
— Прощай Кохтус.
— Прощай упырь.
— Увидимся.
— Не дай Бор, — леший повернулся и засеменил в чащу, неуклюже переваливаясь на одеревенелых ногах.
— Ну и вали в жопу, — вполголоса сказал Рух и быстрым шагом пошел к опушке. Если обманул, так мы с тобой потом по другому поговорим, шишка тупая. В поясницу шмякнулось мягкое. Бучила обернулся и тяжко вздохнул, увидав что сучий лешонок запустил в него ошметком дерьма. Образинка скалилась и довольно поухивала. Рух предпочел внимания не обращать. От леса есть несомненная польза — все остается в нем.
5
Личную библиотеку Рух оборудовал в самом дальнем зале первого яруса. Сухая, хорошо проветриваемая комнатушка, без дыр в стенах и потолке. Сюда не проникала талая и дождевая вода, не насыпал по самые яйца снег и солнечный свет не портил чернил. Густая тьма пахла бумагой, пылью и ветхими кожами. Из мебели круглый стол, заваленный свитками, лавка и единственная полка с главными Бучилиными сокровищами — чертовой дюжиной книг. Рух бы и больше с превеликим удовольствием натаскал, да книги на вес золота стоят и купить их редко удается кому. Всего тринадцать книг у Руха, но это, по нынешним временам, библиотека немалая.