На столе, возле раскрытого «Евангелия», стояла масляная лампа, дань памяти былым временам. Бучила, с его ночным зрением мог прекрасно читать в темноте, но теплый, помаргивающий свет создавал неповторимый уют, грея мертвую душу. На этот раз лампу зажигать он не стал, некогда, да и не рассиживаться пришел. Рух опустился на лавку и тихонько позвал:
— Антоний. Антоний.
Страницы «Евангелия» зашуршали словно под легким дуновением сквозняка, из книги завихрился сизый дымок, через мгновение оформившийся в полупрозрачную тень человека с острым лицом и козлиной бородкой. Призрак монаха Антония, двадцать лет назад зарезанного не пойми кем в трех верстах от Нелюдова. Антоний был человеком умным и образованным, направлялся из Москвы в Новгород богослужебные труды изучать. Шел, да не дошел. Бучила давненько подметил — чем грамотней человек, тем больше с башкой нелады. Взять Антония — писать обучен, разумеет латинскую речь, страсть сколько книжек прочел, а толку с гулькин хренок. В книгах тех писано как апостолы за Христом таскались, как иудеи разнесчастные мыкались, да как поклоны правильно бить. Житейской сметки в них ни на грош. Потому Антоний и поперся один, не дождавшись попутчиков, думал Господь сбережет. Угу, спас. Господь дурачков любит видать, раз старается их при себе, на облачках пушистых держать. Но и тут Антонию не свезло, смерть подлую принял, тело осталось в лесу догнивать и поднялся он умертвием неупокоенным. Людишки стали жаловаться на призрака — кровопийцу. Рух изводить монаха не стал — пожалел, поселив безобидного и пугливого призрака у себя. Вреда от него никакого, а польза огромная.
— Ну как посмертная жизнь? — спросил Рух.
— Тщетна, — вздохнул призрак. — Пытаюсь понять задумку божию и не могу, глуп я и грешен, завис между землей и небом. Ни в аду ни в раю.
— А вдруг это пекло и есть? — Бучила неопределенно повел рукой.
— Богохульство, — отпрянул монах. — Господь создал этот прекрасный мир.
— Прекрасный мир где матери торгуют детьми, а голод, болезни и войны косят народ? По мне так вышел совсем неплохой ад.
— От людей то, не от Бога, — понурился монах. — Бог любить завещал.
— А люди не от бога?
— Всё от Бога, — Антоний подернулся рябью. — По заповедям жить надо и верить в спасение душ.
— Ну-ну, — хмыкнул Бучила. — Я вот слыхал в Индии тыща богов, а ни ада ни рая нет, помер человек, погнил маненько в земле и душа фьють, в тварюшку какую переселилась — в обезьяну поганую иль в червяка. Верил бы ты в тех богов, сейчас бы не призрачнил бесприютно, а серым зайчишкой по травке скакал, на зайчиху похотливыми глазами косил.