Бучила вошел за ограду, в груди остро и неприятно кольнуло. Он поморщился, стараясь не глядеть на кресты. Намоленное место железом каленым нечисть всякую жжет, долго не выдержать, если соломки кое-какой заранее не подстелить. Рух не подстелил, некогда было, теперь надо дело обтяпать быстро и чисто, пока не свернуло в бараньи рога. Отца Иону, попа нелюдовского, надо бы за ворота истребовать, да не пойдет сколь не зови. А без попа никуда, дите украденное надо в церкви вымаливать, другого выхода нет. Иона человек неплохой для попа, только упертый и себе на уме. Но договориться с ним можно. До Ионы был отец Тимофей, веры и честолюбия преогромнейших человек, великими свершеньями грезил и должностями. Может даже митрополитом стать помышлял. Тесно ему было в Нелюдово, не мог себя проявить. Оттого пил безмерно, а похмелившись, перед иконами спину до крови плеткой стегал. Поскучал-поскучал и ушел, однажды, в Гиблый лес нечисти божье слово нести. Святой человек и здорово преуспел. Следующим утром у ворот лукошко нашли, а в нем куски отца Тимофея, косточки разные и потрошки. Многого не хватило. Тогда и прислали Иону, попа молодого и без амбиций. В мученики не рвался, в церкви тихо сидел, с Бучилой старался пути-дороженьки не сводить. Понял — здесь, в дебрях нечистых, без Заступы не обойтись. У всех еще на памяти Прокудино, село в пяти верстах по реке. Местный поп своего Заступу извел, так и зима не минула, опустело село, кого выкосила гнилая болезнь, кого чудища пожрали, кто обратился в бега. Остался батюшка без паствы, среди могильных ям и ветшающих изб, умишком тронулся и одичал. Видели его голого, косматого, грязного, жрущего падаль на полянах лесных. Потом сгинул, но до сих пор рядом с брошенной деревней, нет-нет, да слышали редкие мимохожие надрывный, жалостный вой.
Рух остановился, не дойдя до церкви десяток шагов. В животе ныло, голова пошла кругом, макушку пекло. Он покачнулся, едва не упав. Тихо-тихо, сейчас полегчает ужо… Дорога в храм открыта для самого закоренелого грешника, хоть сам Сатана приходи, Господь милостлив, всегда оставляя единственный шанс. Любая нечисть может зайти, муку великую перетерпев и злобу за порогом оставив. На словах легко, а на деле…
— Иона! Иона! Выйди на час.
В церкви плавала темнота, подернутая россыпью горящих свечей. Зыбкий свет странно приманивал, сливаясь в оранжевую с чернотой пелену. Рух с трудом оторвал взгляд и снова позвал:
— Иона!
Поп тянул время, вроде как дела у него неотложные есть и до упыря поганого ему недосуг. Угу, деловой… Бучило коробило от ожидания, обычно ведь к нему с поклоном идут, а тут униженье одно, и перед кем?