Ничего не понимающие Валентин и Глаша, вытаращив глаза, глядели на американца, словно перед ними был волшебник Хоттаб. А Боб продолжал:
— Посоветуюсь с русскими друзьями, и, думаю, вопрос удастся решить. Возможно, не в Москве — в Подмосковье. Не знаю, правда, как быть с вашими настроениями. Или убеждениями? Я же говорил, что в России политические взгляды имеют неоправданно важное значение.
Суховей беспомощно развел руками, давая понять, что «в любви он не волен».
— Но надеюсь, вы не состоите в каких-то оппозиционных структурах?
— Нет, нет, на этот счет можете быть абсолютно спокойны, — торопливо ответил Суховей. — Свое ношу в себе. Мало ли какие застарелые неприязни есть. С Дмитрием мы и впрямь сошлись умозрениями, откровенны друг с другом. Но что до коллективных форм протеста, — это не для меня. Я на отшибе. Как говорится, никаких открыток.
Винтроп недоуменно поднял брови, и Валентин пояснил:
— Открыткой у нас называют «Открытую Россию» Ходорковского. И спорить не люблю. Не стану же я, заламывая руки, убеждать вас, что вы относительно оптимизма не правы, что в России пацаны у власти.
— Это американский подход к дискуссиям. У нас не спорят, а обмениваются мнениями. Мы считаем формат спора бесплодным. Суть спора в том, чтобы переубедить собеседника. А это при лобовом противостоянии невозможно, никто не признает своего поражения. Споры усиливают упрямство, ожесточение. И совсем иное — обмен мнениями. Спокойно выслушали друг друга и разошлись. А при домашнем анализе аргументы собеседника могут побудить к перемене точки зрения.
В тот день, поздно вечером, Соснин получил два важных сообщения. Сперва позвонил Боб, сказав, что «этот парень» ему понравился, умственная мускулатура у него в наличии и что он «возьмет его в работу». Так и сказал: не «на работу», а «в работу», что было гораздо интереснее. Потом пришло письмо от Суховея, который, по мнению Дмитрия, сегодня был в ударе. Валентин искренне благодарил, кланялся за дружеское содействие, но удивлялся оптимизму этого добродушного американца, слабо понимающего Россию, — ну прямо квасной патриот!
Внезапное «перевоплощение» Винтропа многому научило Соснина. Но главное, его замысел, кажется, тоже пойдет в работу.
Среди множества девятиэтажных, облицованных бледно-желтой плиткой домов вблизи Калужской заставы Суховей без труда отыскал нужный адрес, нажал на пульте домофона номер квартиры и, когда женский голос пригласил: «Пожалуйста, входите», — спросил, какой этаж.
Поднявшись на пятый, увидел в дверях справа средних лет женщину, пригласившую войти. Она провела в дальнюю комнату, где в углу был обеденный стол, сказала: